Штифтер, Адальберт

Адальберт Штифтер
Adalbert Stifter
Место рождения:	Оберплан, Богемия
Место смерти:	Линц
Гражданство:	Австрийская империя Австрийская империя
Род деятельности:	писатель
Язык произведений:	немецкий

А́дальберт Шти́фтер (нем. Adalbert Stifter; 23 октября 1805, Оберплан — 28 января 1868, Линц) — австрийский писатель, поэт, художник и педагог.

Биография

Родился в семье ткача, при крещении получив имя Альберт. Его отец погиб в 1817 году в результате несчастного случая, поэтому будущему писателю как старшему сыну пришлось с детских лет работать на ферме деда, чтобы прокормить семью. В 1818 году другой дед Адальберта, несмотря на множество возражений, отвел его в латинскую школу. В 1818-26 годах Штифтер учился в бенедиктинской гимназии в Кремсмюнстере (Верхняя Австрия). Позднее Штифтер так вспоминал об учёбе в гимназии: «…там мог я ежедневно наблюдать прекрасные ландшафты голубых Альп во всем их великолепии, там учился я рисовать, наслаждался предупредительностью отличных учителей, знакомился с творчеством старых и новых поэтов». В 1826 году Штифтер, будучи домашним учителем, приступает к изучению права в Венском университете. К этому времени относятся его первые поэтические опыты, вдохновленные произведениями Гете, Гердера и Жана Поля. Влюбившись в девушку по имени Фанни Грайпль и не встретив ответного чувства, пытался найти утешение в алкоголе. Несчастная любовь помешала дальнейшей учёбе в университете, и в 1830 году Штифтер прервал обучение, не получив диплома. В 1829-30 годах Штифтер пишет своё первое (оставшееся незаконченным) прозаическое произведение «Юлиус». В 1832-33 годах безуспешно пытается получить место преподавателя. В феврале 1833 года Фанни окончательно разрывает все отношения со Штифтером. Вскоре после этого Штифтер знакомится с модисткой Амалией Могаупт и в 1837 году женится на ней. Этим браком Штифтер хотел упорядочить свою жизнь, но с расточительной Амалией ему этого сделать не удалось. В 1837 и 1840 годах Штифтеру даже пришлось закладывать своё имущество.

В 1839 году Штифтер пишет свои важнейшие картины: «Вид на венское предместье», «Вид на Беатриксгассе», «Руины Виттинггаузена». В этом же году умирает Фанни. В 1840 году в «Венском журнале литературы, искусства, театра и моды» в свет выходит «Кондор». В 1841 году в альманахе «Ирис» выходят «Полевые цветы».

В 1841 году Штифтер снова становится домашним учителем. В 1843-46 годах его учеником был Рихард фон Меттерних, сын австрийского государственного канцлера.

В 1842 году выходит в свет повесть «Авдий», которая приносит Штифтеру литературную известность и финансовую независимость. К 1844 году выходят «Бригитта», «Лесная тропа» и «Старый холостяк».

В неспокойном 1848 году Штифтер предстает сторонником революционного движения и «прогрессивнейшим либералом», работая выборщиком в Национальной ассамблее. Затем покидает Вену и поселяется в Линце.

Брак с Амалией Штифтер считает удачным — супруги ладят друг с другом. Только отсутствие ребёнка в семье омрачает их жизнь. Вскоре Штифтеры решают удочерить племянницу Амалии. Ребёнок не приживается в семье, часто уходит из дому. Зимой 1859 года её тело было найдено в Дунае. Произошел ли несчастный случай или его приемная дочь покончила жизнь самоубийством, осталось неясным.

С этих пор состояние здоровья писателя стремительно ухудшается. Наступает период лечения нервных болезней. Литературная работа к неудовольствию его издателя замедляется — работа над историческим романом «Витико» (1867 г.) длится много лет. В итоге Штифтер оказывается не в состоянии продолжать литературный труд. Благодаря вмешательству доброжелателей ему назначают пенсию надворного советника. Начинается обострение цирроза печени. 28 января 1868 года Штифтер был найден в своей кровати с бритвой в руке. Сонная артерия была перерезана. В свидетельстве о смерти тактично умалчивалось о самоубийстве.

Похоронен на кладбище святой Барбары в Линце.

Дружил и переписывался с Грильпарцером, Ленау.

Библиография

• Полевые цветы (нем. Feldblumen, 1841)
• Кондор (нем. Der Condor, 1844)
• Лесная тропа (нем. Der Waldsteig, 1845)
• Этюды (нем. Studien, 1844—1850)
• Бабье лето (нем. Der Nachsommer, 1857)

Посмертная судьба

Творчество Штифтера, принадлежавшее к эпохе бидермейера, высоко ценили Гофмансталь, Томас Манн, Петер Хандке.Фридрих Ницше назвал "Бабье лето" среди четырёх самых великих книг немецкой прозы. Его проза не раз экранизировалась. В 2008 году швейцарский режиссёр Хайнер Геббельс показал в Авиньоне спектакль «Вещь Штифтера» (см.: [www.smotr.ru/2007/fest/2007_avignon_gebbels.htm]). Изображен на австрийской почтовой марке 1947 г.

Публикации на русском языке

• Ночь под Рождество среди снега и льда. М., 1901 (переизд.1915)
• Австрийская новелла XIX века. М.: Художественная литература, 1959, с.165-230
• Старая печать. М., 1960
• Лесная тропа / Сост. и вступ. статья С. Шлапоберской. — М.: Худож. литература, 1971. — 520 с. — 50 000 экз.
• Бабье лето. Пер. С.Апта. М.: Прогресс-Традиция, 1999
• Полевые цветы. М.: Evidentis, 2002

Литература

• Штифтер, Адальберт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• Лебёдушкина, Ольга. [ps.1september.ru/articlef.php?ID=200009403 Нежный закон бытия вывел однажды инспектор народных школ Адальберт Штифтер] // [ps.1september.ru/ Первое сентября. Газета для учителя] / Гл. ред. издат. дома А. С. Соловейчик. — М. : Издательский дом «Первое сентября», 2000. — № [ps.1september.ru/?year=2000&num=94 94] (30 декабря).</span>
• Михайлов А. В. [feb-web.ru/feb/ivl/vl7/vl7-3952.htm Адальберт Штифтер] // [feb-web.ru/feb/ivl/default.asp?/feb/ivl/vl0.html История всемирной литературы] : в 8 т. / АН СССР; Институт мировой литературы им. А. М. Горького. — М. : Наука, 1983—1994. — С. 395—398.</span>
• Хайдеггер, Мартин. [zenflute.narod.ru/olesevoldu.htm Рассказ о лесе во льду Адальберта Штифтера]. Сякухати. Путь ветра и пустоты. Проверено 6 июля 2013.
• [www.imdb.com/name/nm0830131/?ref_=fn_nm_nm_1 Adalbert Stifter]. IMDb. — Фильмография. Проверено 6 июля 2013. [www.webcitation.org/6HwDIswpt Архивировано из первоисточника 7 июля 2013].

Австрия   Живопись   Литература   Образование   Персоналии

Отрывок, характеризующий Штифтер, Адальберт

– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.