Щекотихин, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Николаевич Щекотихин
белор. Мiкола Шчакацixiн

Н. Н. Щекотихин на белорусской почтовой марке
Дата рождения:

13 октября 1896(1896-10-13)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

1 апреля 1940(1940-04-01) (43 года)

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

архитектура, искусствоведение, история

Место работы:

Инбелкульт

Учёная степень:

доктор искусствоведения

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ

Известен как:

автор концепции развития белорусского искусствоведения

Николай Николаевич Щекотихин (Щекатихин) (13 октября 1896, Москва1 апреля 1940) ― белорусский искусствовед, теоретик искусства.





Биография

В 1914 году окончил гимназию А. Флёрова в Москве. Учился в Московском университете (1914—1918).

С 1920 года работал научным сотрудником харьковского музея, являясь заведующим переводческой коллегии и членом репертуарной комиссии при научно-теоретическом отделении Наркомобразования Украины. Состоял в правлении Всеукраинского Союза писателей.

С 1922 года в Минске, работал в БГУ (1922—1924), Инбелкульте (1925—1928), АН БССР (1929—1930). Знал 12 языков.

В июле 1930 года был арестован в связи с делом «Союза освобождения Беларуси». Выслан в Белебей Башкирской АССР на 5 лет. Там работал плановиком в райпотребсоюзе, позже учителем.

В письме к коллеге профессору Владимиру Пичете он пишет:

Я не мечтаю сейчас ни о чем больше, не стремлюсь в крупные центры; меня устроила бы самая маленькая, самая скромная научная работа где угодно в провинции, пускай самым младшим сотрудником; готов хоть снова начинать научную карьеру с ассистента, как 17 лет назад, лишь бы снова иметь возможность полностью отдаться любимой научной работе. Я еще не стар ― мне только сорок два года[1]

В 1937 году Щекотихина опять арестовывают. В тюрьме он заболел туберкулёзом, от которого и умер.

Реабилитирован в 1956 году.

Научная деятельность

Один из основателей белорусского искусствоведения. Исследовал историю белорусского искусства от его начала до современности: изучал церковные фрески, иконопись, белорусское монументальное зодчество XI—XVIII вв., гравюры изданий Ф. Скорины. Выступал по вопросам теории и практики белорусского искусства[2].

Впервые в белорусском искусствоведении выработал научную концепцию истории белорусского искусства, основные направления его развития, сделал попытку периодизации. Особое внимание уделял становлению национальной художественной школы, организации художественной жизни республики.

Первым ввёл понятия «белорусское барокко», «беларускае Адраджэнье».

Исполнял должность научного секретаря Секции белорусского искусства Инбелкульта, создал в институте Комиссию истории искусства.

В 1928 году выпустил первый том «Очерков из истории белорусского искусства».

Сочинения

  • Феликс Валлотон.― М., 1918;
  • Фрэскі Полацкага Барысаглебскага манастыра // Наш край. 1925, № 1;
  • Васіль Вашчанка — магілёўскі гравёр канца XVI — пачатку XVIII сталецця. ― Мн., 1925;
  • Матар’ялы да гісторыі беларускага малярства XVIII ст. // Віцебшчына. Т. 1. 1925;
  • Нарысы з гісторыі беларускага мастацтва. Т. 1. Мн., 1928; факсімільнае выд.: Мн., 1993;
  • Новы Менск // Чырвоная Беларусь. 1930, № 1.
  • Иллюстрации Даниеля Ходовецкого к «Буре» Шекспира // Працы БДУ. 1923/4-5; 1926/12
  • Матывы краязнаўства ў нашым сучасным мастацтве: (З вынікаў Усебеларускай выставы) // Наш край. 1926/2-3
  • Замак у Рагачове // Наш край. 1926/10-11
  • Калі нарадзіўся Францішак Скарына // Полымя 1925/5
  • Сучаснае мастацтва Беларусі // Полымя 1926/6
  • Кнігапіс // Полымя 1926/7
  • На шляхах да новага беларускага мастацтва: (Нарысы творчасці Міхася Філіповіча) // Полымя 1927/2
  • Беларускае мастацтва ў гістарычнай і археалагічнай літаратуры // Полымя 1927/6,8
  • Арнаментальныя роспісы Смядынскай барысаглебскай царквы ў Смаленску // Гісторыка археалагічны зборнік. Мн., 1927/1
  • Новыя архіўныя матэрыялы // Гісторыка археалагічны зборнік. Мн., 1928. Кн.6
  • Помнікі старадаўня архітэктуры XVII—XVIII сталеццяў у Менску // Запіскі Аддзелу гуманітарных навук. Мн., 1926. Кн.6 працы камісіі гісторыі мастацтва, т.1.
  • Рыгор Мядзвецкі — невядомы беларускі маляр канца XVIII сталецця // Запіскі Аддзелу гуманітарных навук. Мн., 1926. Кн.6 працы камісіі гісторыі мастацтва, т.1.

Напишите отзыв о статье "Щекотихин, Николай Николаевич"

Примечания

  1. Ліс А. Мікола Шчакаціхін: Хараство непазнанай зямлі. — Мн.: Навука і тэхніка, 1968.
  2. Энцыклапедыя лiтаратуры i мастацтва Беларусi. Т. 5. ― Мн., 1987. С. 596

Литература

  • Маракоў Л. У. Рэпрэсаваныя літаратары, навукоўцы, работнікі асветы, грамадскія і культурныя дзеячы Беларусі, 1794—1991. Энц. даведнік. У 10 т. Т.3. Кн.2.— Мн:, 2003. ISBN 985-6374-04-9
  • Матэрыялы да 100-годдзя з дня нараджэння Міколы Шчакаціхіна, 1896—1940 / Нац.маст.музей Рэсп. Беларусь,Бел. Фонд Сораса, 1996.

Отрывок, характеризующий Щекотихин, Николай Николаевич

«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.