Пичета, Владимир Иванович

Владимир Иванович Пичета
Научная сфера:	славистика
Место работы:	Белорусский государственный университет, Институт истории АН СССР
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	академик АН СССР
Альма-матер:	МГУ имени М. В. Ломоносова
Научный руководитель:	В. О. Ключевский
Известные ученики:	И. Н. Мельникова, В. Д. Королюк
Награды и премии:

Влади́мир Ива́нович Пиче́та (9 (21) октября 1878, Полтава, Российская империя — 23 июня 1947, Москва, СССР) — советский историк, первый ректор Белорусского государственного университета (июль 1921 — октябрь 1929), академик АН БССР с 1928 года, заслуженный профессор БССР (1926), член-корреспондент АН СССР с 1939 года, академик АН СССР с 1946 года.

Биография

Владимир Иванович Пичета родился 9 октября 1878 года в Полтаве. Его отец, Иван (Йован) Христофорович (1844—1920), серб по национальности, уроженец города Мостар, был ректором Витебской, а затем Полтавской духовной семинарии. Мать учёного, Мария Григорьевна Григоренко, украинка по происхождению, была дочерью киевского чиновника Казённой палаты.

Владимир Иванович Пичета окончил в 1897 году Полтавскую гимназию, а в 1901 году — историко-филологический факультет Московского университета. Научным руководителем его дипломной (тогда называвшейся кандидатской) работы «Юрий Крижанич о Московском государстве» был В. О. Ключевский.

После окончания университета преподавал в средних учебных заведениях Москвы, а с 1902 года работал на Украине (Коростышев, Екатеринослав). В сентябре 1905 года Пичета вернулся в Москву, где преподавал сначала в средних учебных заведениях, а с 1906 года — в высших, выступал с лекциями перед рабочими. В 1909 году молодой учёный сдал магистерский экзамен, а в 1910 утверждён в звании приват-доцента Московского университета. В феврале 1911 года вместе с группой профессоров и приват-доцентов ушёл из университета в знак протеста против деятельности министра народного просвещения Л. А. Кассо. Преподавал на Высших женских курсах и в Практической академии коммерческих наук. В конце 1917 года Пичета стал преподавателем Московского университета, а после слияния в июне 1918 года Высших женских курсов, где он читал лекции, с университетом — профессором МГУ. В 1918 году Владимир Иванович защитил диссертацию на степень магистра русской истории по первому тому монографии «Аграрная реформа Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве».

После открытия университета в Минске — его ректор в 1921—1929 годах.

В 1930 году был арестован по «академическому делу» и обвинён в великодержавном шовинизме, белорусском буржуазном национализме и прозападной ориентации. Многомесячное пребывание в Доме предварительного заключения в Ленинграде в 1930—1931 гг. серьёзно подорвало физическое и моральное здоровье учёного. В августе 1931 года Пичета был выслан в Вятку, где работал нормировщиком и табельщиком в кооперативе общественного питания. В сентябре 1934 г. Пичету перевели в Воронеж, где он работал профессором Воронежского педагогического института, читал курс истории СССР.

Одна из версий освобождения Пичеты из ссылки связана с именем Эдварда Бенеша — министра иностранных дел Чехословакии (в будущем — президент Чехословакии). По воспоминаниям А. И. Пичета (второй жены Владимира Ивановича), в июне 1934 года Бенеш посетил Москву с целью установления дипломатических отношений с Советским Союзом. Во время встречи со Сталиным на вопрос главы правительства Советского Союза, что бы министр хотел увидеть в Союзе, с кем пообщаться, Бенеш ответил: «Я хотел бы встретиться с известным учёным славистом, профессором Пичетой, а то у нас в Чехословакии ходят слухи, что он арестован и его даже нет в живых». По приказу Сталина Пичету срочно доставили с Вятки, вручили фальшивое удостоверение члена-корреспондента АН СССР и представили Бенешу. После возвращения в Прагу Бенеш устроил пресс-конференцию для чехословацких и иностранных журналистов. На вопрос о своих встречах в Советском Союзе он сказал, что встречался с известным учёным, славистом, профессором Пичетой. «Слухи о его аресте и гибели, к счастью, не подтвердились», — заявил Бенеш.

Историк Ю. Ф. Иванов, не ставя под сомнение возможность вмешательства Бенеша, на основании архивных материалов предположил, что летом 1934 года министр иностранных дел Чехословакии не был в СССР, визит состоялся годом позже, когда он посетил Москву, чтобы произвести обмен ратификационными грамотами ранее заключенного договора о взаимопомощи. А значит, освобождение Пичеты из ссылки состоялось не ранее, чем за три месяца до окончания срока, установленного ученому Коллегией ОГПУ.

То ли благодаря вмешательству Бенеша, то ли вследствие прошения Пичеты в ЦИК о досрочном освобождении его дело было пересмотрено и 26 апреля 1935 года учёный был освобождён досрочно. В 1935—1936 гг. он возобновляет научно-преподавательскую деятельность. С 1937 года он работает старшим научным сотрудником в Институте истории АН СССР, с 1938 года — профессором Московского педагогического института им. В. И. Ленина и МГУ. В 1939 году по его инициативе были организованы сектор славяноведения Института истории АН СССР и кафедра истории южных и западных славян МГУ. В следующем году он был восстановлен в звании академика АН БССР, которого его лишили в 1930 году. С 1946 года Пичета — заместитель директора Института славяноведения АН СССР.

Умер 23 июня 1947 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Научная деятельность

В. И. Пичета является автором большого количества трудов по истории России, Польши, Беларуси, Литвы и Украины. Его работы 20-х — 30-х годов разрабатывают в основном социально-экономические проблемы российской истории эпохи Смуты и отмены крепостного права.

С именем Пичеты связано становление белорусской советской исторической науки. Темы его исследований включали вопросы этногенеза белорусского народа, историю белорусских городов, археологию и краеведение, историю белорусского языка и литературы — из 516 работ учёного более 150 посвящены истории Беларуси.

Работы Пичеты внесли немалый вклад и в историографию Литвы. Его труды посвящены таким проблемам, как возникновение и развитие Литовского феодального государства, генезис и развитие крепостничества, положение крестьянства и развитие городов. Владимир Иванович изучал юридическое положение крестьян и холопов в Литве, положение этого княжества в составе Речи Посполитой.

С 1939 года Пичета сосредоточил внимание на истории Польши. В последние годы жизни трудился преимущественно над 3-х томной «Историей Польши» (3-й том остался незавершённым).

Награды

• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
• медаль

Память

С 1993 года в Белорусском государственном университете проводится конкурс на соискание премии имени В. И. Пичеты в области социальных и гуманитарных наук. Премия присуждается только учёным из БГУ.

В 2011 году в Минске была открыта мемориальная доска в честь Пичеты.

В октябре 2014 года аудитории исторического факультета БГУ присвоено имя В. И. Пичеты.

Сочинения

• Посессионные крестьяне; Помещичьи крестьяне в Великороссии XVIII в.; Противники крепостного права в начале XIX в.; Помещичье хозяйство накануне реформы. — Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Юбилейное издание. В 6 т. — Москва : Изд-во товарищества И. Д. Сытина, 1911.
• Введение в русскую историю (Источники и историография). — Москва, 1922.
• История народного хозяйства в России ХIX — XX веков. Начало индустриализации и разложение крепостного хозяйства. — Москва, 1922.
• История крестьянских волнений в России. — Минск, 1922.
• История сельского хозяйства и землевладения в Белоруссии. ч.1. — Минск, 1927.
• [mirknig.com/knigi/history/1181436462-osnovnye-momenty-istoricheskogo-razvitiya-zapadnoy-ukrainy-i-zapadnoy-belorussii.html Основные моменты исторического развития Западной Украины и Западной Белоруссии] / В. И. Пичета. — Москва : Государственное социально-экономическое издательство, 1940. — 136 с.
• [ihistorian.livejournal.com/335280.html Образование белорусского народа] // Вопросы истории. — 1946. — № 5—6.
• Аграрная реформа Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве. — Москва, 1958.
• Белоруссия и Литва в XV—XVI веках. — Москва, 1961.

Источник

• Э. Г. Иоффе Владимир Иванович Пичета // Портреты историков: Время и судьбы. В 2 т. / Г.Н. Севостьянов, Л.Т. Мильская. — Москва-Иерусалим: Gesharim, 2000. — Т. 1. — С. 177—191. — ISBN 5-323-00007-4.

Литература о В. И. Пичете

• Савич А. А. В. И. Пичета, его жизнь и научная деятельность // Учёные записки МГПИ им. Ленина. 1949. Т. 60.
• Иоффе Э. Г. Академик В. И. Пичета (1878—1947) // Новая и новейшая история. — 1996. — № 5.
• Юсова Н. А. [rsijournal.net/page.php?id=46 Академік Володимир Пічета та генезис концепції давньоруської народності] (укр.) // Российские и славянские исследования. — 2007. — Т. 2. — С. 19—32.
• [rsijournal.net/page.php?id=61 Вытрымкі з паказанняў У. І. Пічэты ў час яго знаходжання пад следствам з верасня 1930 г. па жнівень 1931 г.] (белор.) // Российские и славянские исследования. — 2007. — Т. 2. — С. 165—170.
• Баранова Е. В., Яновский О. А. [rsijournal.net/page.php?id=21 В. И. Пичета: белорусское обрамление исторического портрета (к 130-летию со дня рождения)] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2008. — Т. 3. — С. 219—232.
• Баранова Е. В. [rsijournal.net/page.php?id=218 В. И. Пичета и власть в 1920-е гг.] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2009. — Т. 4. — С. 178—186.
• Шумейко М. Ф. [rsijournal.net/page.php?id=225 Архивноархеографическая деятельность В. И. Пичеты (к 130-летию со дня рождения)] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2009. — Т. 4. — С. 233—247.
• [rsijournal.net/page.php?id=232 Из мемуаров В. И. Пичеты «Моя жизнь до 1905 года» / Л. И. Уткина (сост., предисл., науч. коммент.)] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2009. — Т. 4. — С. 301—332.
• [rsijournal.net/page.php?id=233 В. И. Пичета. «Дневниковые записи 1944—1946 гг.» / Л. И. Уткина (сост., предисл., науч. коммент.)] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2009. — Т. 4. — С. 333—337.
• [rsijournal.net/page.php?id=234 Три источника о трех историках в трех периодах одной эпохи: В. И. Пичета, В. Н. Перцев, Л. М. Шнеерсон / В. В. Яновская, О. А. Яновский (сост., предисл.)] (рус.) // Российские и славянские исследования. — 2009. — Т. 4. — С. 338—349.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51742.ln-ru Профиль Владимира Ивановича Пичеты] на официальном сайте РАН
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=38388 Владимир Иванович Пичета] в базе данных "История белорусской науки в лицах" Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа НАН Беларуси
• [library.basnet.by/handle/csl/285 Биобиблиографический указатель] в репозитории Центральной научной библиотеки им. Якуба Коласа НАН Беларуси
• [isaran.ru/?q=ru/person&guid=D7A7E79B-88A6-F69B-B2F6-759F80B97DAF Владимир Иванович Пичета] в базе данных "Персональный состав РАН" на сайте "Информационная система Архивы РАН"

Отрывок, характеризующий Пичета, Владимир Иванович

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.