Иоффе, Эммануил Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эммануил Григорьевич Иоффе
Эмануіл Рыгоравіч Іофэ

Эммануил Иоффе, 9 мая 2010 года
Дата рождения:

20 марта 1939(1939-03-20) (85 лет)

Место рождения:

Березино (Минская область), БССР

Страна:

СССР СССР
Белоруссия Белоруссия

Научная сфера:

история, социология, политология

Место работы:

Белорусский государственный педагогический университет

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Белорусский государственный университет

Научный руководитель:

Копысский, Зиновий Юльевич

Известен как:

историограф, исследователь истории евреев, Великой Отечественной войны, биографий руководителей БССР

Награды и премии:
© Произведения этого автора несвободны

Эммануи́л Григо́рьевич Ио́ффе (белор. Эмануіл Рыгоравіч Іофэ, род. 20 марта 1939, Березино) — советский и белорусский историк, социолог и политолог, доктор исторических наук.

Внёс существенный вклад в белорусскую историографию, исследование истории евреев Белоруссии, изучил и описал ряд малоизвестных аспектов Великой Отечественной войны, а также провёл анализ жизни и деятельности ряда руководителей БССР[1]. Известен также как активный популяризатор исторических знаний, педагог и общественный деятель.

Один из ведущих специалистов по истории Холокоста в Белоруссии[2][3].





Биография

Родился 20 марта 1939 года в г. Березино Минской области[4][5] (на тот момент — городской посёлок Могилёвской области).

Отец Григорий Саулович (18961987), уроженец местечка Селиба Игуменского уезда. Воевал в составе Первой Конной армии во время Гражданской войны, получил тяжёлое ранение в ногу. Мать Куна Наумовна Фрумкина (19061986), уроженка Березино. В семье кроме Эммануила было ещё два сына: старший — Саул 1935 г.р. и младший — Наум 1942 г.р. Двоюродной сестрой Григория Иоффе и тётей Эммануила была революционерка Вера Слуцкая[6]. Двоюродным братом был Савелий Яковлевич Иоффе — активный участник партизанского движения в Любанском районе Минской области[7].

В начале Великой Отечественной войны семье Иоффе удалось эвакуироваться в Казахстан. Григория Сауловича, несмотря на многочисленные заявления об отправке на фронт, медицинская комиссия не пропустила из-за тяжёлого ранения. В 19411942 годах около 20 родственников Эммануила Иоффе, оставшихся в Белоруссии, погибли в ходе Холокоста. Весной 1945 года семья Иоффе вернулась из Казахстана в Березино[8].

В 1946 году Эммануил поступил в Березинскую среднюю школу № 2, которую закончил летом 1956 года с двумя четвёрками и остальными отличными отметками в аттестате. В этом же году он поступил на первый курс исторического факультета БГУ[9].

Летом 1957 года участвовал в освоении целинных земель в Казахстане, за что был награждён почётной грамотой ЦК ЛКСМ Казахастана[10].

После окончания университета в 1961 году был направлен на работу учителем истории и обществоведения в Кремокскую среднюю школу Стародорожского (затем Слуцкого) района Минской области. В школе он работал до 1964 года, после чего перешёл работать в Новопольский сельскохозяйственный техникум[11]. В период работы в техникуме поступил на заочное отделение экономического факультета МГУ по специальности «политическая экономия», где проучился несколько лет[12].

В июле 1967 года Эммануил Иоффе женился на Элеоноре Лифшиц, 1945 г. р., уроженке Минска, и переехал в столицу республики. Два года он работал завучем и преподавателем истории в средней школе № 13, а следующие 9 лет — учителем истории и обществоведения в средней школе № 100[13].

В 1969 году, продолжая работать в школе, поступил в заочную аспирантуру Института истории Академии наук БССР. В 1975 году Иоффе защитил кандидатскую диссертацию, а 30 августа 1978 года после полугодовой почасовой работы на кафедре научного коммунизма он был принят на штатную работу ассистентом кафедры в Минский педагогический институт имени М. Горького (ныне — Белорусский государственный педагогический университет)[14].

В 1983 году он стал доцентом. В апреле 1993 года Эммануил Иоффе защитил докторскую диссертацию и с этого времени работает профессором кафедры политологии и права Белорусского государственного педагогического университета[15].

После защиты докторской диссертации Эммануил Иоффе решил усовершенствовать своё образование и получил ещё два диплома. В 1993 году он окончил Национальный институт гуманитарных наук Республики Беларусь и получил диплом по специальности «Политолог. Преподаватель политологии», а в 1996 году — Республиканский институт высшей школы и гуманитарного образования и получил третий диплом по специальности «Социология». В этот же период в 19931994 годах он заочно окончил курс «Катастрофа европейского еврейства» «Открытого университета Израиля», о чём получил соответствующий сертификат в 1995 году[16].

В 1995 году Высшая аттестационная комиссия Беларуси присвоила ему учёное звание «профессор»[16].

В марте-апреле 2009 года в Национальной библиотеке Беларуси прошла выставка, посвящённая 70-летию Эммануила Иоффе[17].

Научная работа

Советский период

Склонность к научной деятельности Иоффе проявил ещё во время обучения в университете. В частности, он принимал участие в конкурсах студенческих научных работ, а также во всесоюзных студенческих научных конференциях. За активное участие в научной работе ректорат БГУ наградил его двухтомником Эрнеста Хемингуэя, а в апреле 1961 года он был избран почётным членом студенческого научного общества Латвийского государственного университета им. П. Стучки[18].

В период своей учительской работы Иоффе 10 раз (9 в Минске и 1 в Москве) пытался поступить в аспирантуру в вузы, НИИ АН БССР и Министерства просвещения, но не проходил по конкурсу. Наконец в 1969 году он был зачислен в заочную аспирантуру Института истории АН БССР. Его научным руководителем стал доктор исторических наук Зиновий Юльевич Копысский. Как писал впоследствии сам Иоффе, Копысский оказал наибольшее влияние на его формирование как учёного[19].

В 1972 году Иоффе опубликовал статью в престижном московском научном журнале «Советское славяноведение» о научном наследии В. И. Пичеты.

В феврале 1975 года он защитил кандидатскую диссертацию на тему «Пичета В. И. как историк социально-экономического развития Беларуси (XV — первая половина XVII в.)» (науч. рук. — профессор 3. Ю. Копысский). На автореферат диссертации был прислан положительный отзыв от академика АН СССР, действительного члена Академии педагогических наук СССР Милицы Васильевны Нечкиной. В отзыве, в частности, говорилось:

Автор привлёк большой круг источников, подверг их тщательному изучению, выяснил эволюцию мировоззрения и методологии учёного. Достоинством работы является привлечение не только печатных, но и архивных материалов.

На защите были зачитаны положительные отзывы от учёных-славистов из Института славяноведения АН СССР и кафедры истории южных и западных славян МГУ, в том числе от доктора исторических наук профессора В. Д. Королюка[20].

Наиболее значительным научным трудом Иоффе советского периода стала монография «Из истории белорусской деревни (Советская историография социально-экономического развития белорусской деревни середины XVII — первой половины XIX в.)», изданная в 1990 году. В рецензии на эту работу была отмечена огромная источниковая база и включение в рассмотрение трудов не только белорусских, но и русских, украинских, литовских и польских историков. Особую значимость имели обращение к польской историографии и введение в оборот исследований ряда репрессированных советских историков. Отмечалось также, что автор акцентировал внимание не только на успехах и достижениях в освещении исторических проблем, но также выявлял недостатки, спорные и нерешённые вопросы[21]. Леонид Смиловицкий отметил, что книга Иоффе лишена пустых политизированных призывов и ссылок на политику КПСС, однако в ней приводятся действительно важные политические решения, повлиявшие на развитие исторической науки в БССР[22]. Ещё одна положительная рецензия была опубликована в бюллетене «Вести АН БССР»[23]. Монография входит в список исследований, рекомендуемых ВАК Республики Беларусь для аспирантов, готовящихся к сдаче экзаменов по истории[24].

В период 19781991 гг. Иоффе опубликовал ряд научных статей о жизни и деятельности некоторых известных представителей белорусской науки и культуры, в частности, Якуба Коласа, С. М. Некрашевича и В. М. Игнатовского. Кроме этого, он стал соавтором книги «Академик В. И. Пичета. Страницы жизни».

В этот же период он занялся военно-историческими исследованиями, результатом которых стало множество статей о советских военачальниках, связанных с Белоруссией, и книга «Советские военачальники на белорусской земле. Путеводитель по местам жизни и деятельности», опубликованная в 1988 году.

Защита докторской диссертации

К осени 1991 года Иоффе подготовил докторскую диссертацию на тему «Советская историография социально-экономического развития белорусской деревни в середине XVII — первой половине XIX века».

Первым этапом в её защите стало совместное заседание кафедры истории Белоруссии и социально-политических дисциплин и кафедры истории СССР 31 октября 1991 года. В дальнейшем диссертация обсуждалась в отделах специальных исторических исследований и истории Белоруссии эпохи Средневековья Академии наук Республики Беларусь. Окончательное заключение было подписано заведующими этих отделов 4 января 1993 года[25].

Сама защита диссертации на соискание научной степени доктора исторических наук состоялась в апреле 1993 года в Совете Института истории Академии наук Республики Беларусь. Оппонентами Иоффе были доктор исторических наук профессор Владимир Михнюк, доктор исторических наук Зиновий Копысский, доктор исторических наук профессор Иосиф Юхо. Ведущим научным учреждением в процессе защиты диссертации была кафедра экономической истории БГЭУ. Высокая оценка диссертации оппонентами совпала с оценками рецензентов базовой монографии[26].

По мнению авторов книги «Э. Г. Иоффе. Портрет учёного и педагога», задержка второго этапа защиты была связана с противодействием ряда недоброжелателей в Институте истории, руководствовавшихся завистью и антисемитскими мотивами[27].

Постсоветский период

После получения дополнительного образования в области политологии, социологии и еврейской истории Иоффе занялся исследованиями в области гебраистики.

С 1996 года он опубликовал ряд работ по истории белорусских евреев. Основными темами в этой области стали социально-экономические аспекты в истории белорусских евреев, деятельность еврейских организаций на территории Беларуси, массовые преследования и убийства евреев в годы нацистской оккупации и роль белорусских евреев и их потомков в истории других стран[28].

В своих работах Иоффе развенчал ряд мифов по истории белорусских евреев. Он опроверг расхожее мнение, что евреи пришли на белорусскую землю как чужаки в поисках выгоды, были богачами и угнетателями или занимались торговлей, избегая физического труда. Иоффе показал, что появление евреев на белорусской территории было инициативой тогдашних властей, которые приглашали из-за границы купцов, ремесленников и врачей, поскольку внутри страны крепостной строй ограничивал возможности подобной специализации. При этом большинство евреев жили в такой же бедности, как и их белорусские соседи. В частности, в 1765 году все литовские и белорусские евреи оказались неплатежеспособными, и задолженность быстро росла. Абсолютное большинство белорусских евреев к концу XIX века составляли ремесленники, в основном, сапожники или портные[29][30][31].

Также Иоффе опубликовал ряд научных работ в области истории сионистского движения в Беларуси. Роль белорусских евреев в сионизме была раскрыта на примерах деятельности Шмуэля Могилевера, Менахема Усышкина, организаций «Ха-шомер ха-цаир», «Тарбут» и других. Наиболее крупная работа в этой области — монография «Джойнт в Беларуси», написанная в соавторстве с Беньямином Мельцером. В этой книге впервые показана деятельность Джойнта в регионе и его вклад в поддержку белорусской науки и культуры с 1921 по 1930 годы. Иоффе установил, что деятельность организации носила интернациональный характер и не ограничивалась еврейским населением. В частности, помощь Джойнта получали Янка Купала, Якуб Колас, Владимир Пичета и множество других белорусских учёных и деятелей культуры[32].

Известность получили две работы Иоффе о выдающихся евреях, родившихся на территории Белоруссии. Это монография «Белорусские евреи в Израиле» (2000) и книга «Нобелевские лауреаты с белорусскими корнями» (2008). В рецензиях отмечаются научные достоинства и востребованность данных работ[33][34].

Главная работа Иоффе по теме геноцида белорусских евреев в годы Второй мировой войны — монография «Белорусские евреи: трагедия и героизм. 1941—1945», опубликованная в 2003 году. В этой работе помимо общего комплексного подхода к теме учёный сделал ряд пионерских системных реконструкций отдельных вопросов, например, деятельности партизанской бригады Н. Н. Никитина, партизанского отряда им. Ворошилова, деятельности евреев в составе спецгрупп НКВД, а также выдвинул альтернативную версию убийства Вильгельма Кубе. Автор впервые глубоко отразил тему участия евреев в антифашистском подполье в белорусских городах[35].

Помимо еврейской тематики, Иоффе занялся также малоисследованными сюжетами периода Второй мировой войны. Результатом этой работы стала вышедшая в 2007 году книга «Абвер, полиция безопасности и СД, тайная полевая полиция, отдел „Иностранные армии — Восток“ в западных областях СССР. Стратегия и тактика. 1939—1945». В рецензии на книгу указывается, что она раскрывает ряд ранее неизвестных аспектов деятельности спецслужб нацистов на территории СССР, в частности, состав и особенности работы агентуры, приводит ряд никогда не публиковавшихся фактов с привлечением большого объёма архивной информации. В частности, автору удалось подсчитать количество жертв среди участников белорусского подполья, которое составило 37 500 человек, то есть примерно половину от общей численности[36]. Тему Второй мировой войны дополнили книги «Высшее партизанское командование Белоруссии, 1941—1944» (2009) и «Когда и зачем Гитлер и другие высшие чины нацистской Германии приезжали в СССР?» (2010). В последней книге Иоффе доказывает, что решения о наступлении на Москву было принято Гитлером во время визита в Борисов летом 1941 года[37].

Отдельной темой исследований Иоффе стал анализ жизни и деятельности руководителей БССР. Итогом этой научной работы стала книга «От Мясникова до Малофеева. Кто руководил БССР», вышедшая в 2008 году. В рецензии на эту монографию доктор исторических наук, профессор Михаил Стрелец пишет, что её можно оценить как образец комплексного исследования персоналий в современной белорусистике. Иоффе открывает для массового читателя ряд неизвестных имён в руководстве БССР, вводит в научный оборот новые факты, закрывает пробелы и исправляет неточности более ранних изданий по данной тематике[38].

Экспертная работа

Иоффе являлся членом трёх научных советов по защите диссертаций[39]:

Он является также экспертом «Фонда фундаментальных исследований Республики Беларусь» и научным консультантом 6-томной «Энциклопедии истории Беларуси» и 18-томной «Белорусской энциклопедии»[41].

Преподавательская деятельность

В рамках работы профессором кафедры политологии и права БГПУ Эммануил Иоффе вёл масштабную преподавательскую работу. Он был одним из первых лекторов, перешедших на белорусский язык в преподавании политологии, разработал целый ряд новых лекций и спецкурсов[16]. При этом он также принимал участие более чем в 300 республиканских и международных научных конференциях[41], писал и редактировал учебные пособия, руководил научной работой своих студентов[42]. Студенты называют Иоффе «мастером дискуссии» за его методологию проведения семинаров[10].

С 1995 года Иоффе совмещал преподавание в БГПУ с работой в ряде других учебных заведений. В частности, с 1995 по 1998 годы он был проректором Еврейского народного университета, с 1999 по 2004 — профессором кафедр экономики, социальных наук и иудаики Международного гуманитарного института Белорусского государственного университета (БГУ), преподавал в Институте управления и предпринимательства и Коммерческом университете управления. В 20042006 был профессором кафедры культурологии факультета международных отношений БГУ[39].

Важнейшие научные достижения

По мнению авторов книги «Э. Г. Иоффе. Портрет учёного и педагога», ключевые научные исследования Иоффе сделаны в области еврейской истории, малоисследованных и неисследованных аспектах Второй мировой войны и анализе жизни и деятельности ряда руководителей БССР[1]. Он считается одним из ведущих в Беларуси специалистов по истории Холокоста[2][3].

Эммануил Иоффе является автором более 1550 публикаций. Из них 622 — научные работы общим объёмом более 960 печатных листов, в том числе 40 книг и брошюр. Научные работы Иоффе публиковались в Германии, США, Израиле, Польше и ряде других стран[10][43]. Подготовил двух кандидатов исторических наук и одного магистра истории. Был официальным оппонентом при защите 22 диссертаций по истории, одной — по социологии и одной по политологии[44].

Общественная деятельность

Эммануил Иоффе много лет занимался и продолжает заниматься общественной деятельностью, связанной с пропагандой исторических знаний.

В 1991 году он стал членом Белорусского союза журналистов. С тех пор во многих белорусских газетах и журналах публиковались сотни работ учёного. В 2005 и 2006 годах был лауреатом конкурсов этого союза. Он был одним из создателей Ассоциации политических наук и Белорусского общества политологов[42].

Кроме этого, Иоффе являлся в разное время академиком Международной академии изучения национальных меньшинств, членом Исследовательского совета консультантов Американского биографического института по присуждению звания «Человек года» (2001—2002), экспертом по национальным отношениям Белорусской секции Международного общества прав человека, членом правления республиканского исторического общества и фонда «Тростенец», членом редколлегии журнала «Вестник Брестского государственного технического университета», редакционного совета журналов «Беларуская мінуўшчына» и «Народная асвета».

Награды

Награждён почётной грамотой ЦК ЛКСМ Казахстана, медалью «За воинскую доблесть. В ознаменование 100-летия В. И. Ленина», знаком «Отличник образования Республики Беларусь», почётными грамотами и грамотами Министерства высшего и среднего специального образования СССР, ректората МШИ им. А. М. Горького и БГПУ им. М. Танка[10].

Семья

Жена Эммануила Иоффе — Элеонора Исааковна Лившиц — родилась в 1945 году в Минске в семье преподавателей. Её отец был заведующим кафедрой иностранных языков в АН БССР, а мать — учительницей географии. Сама Элеонора окончила Минский радиотехнический институт и работала старшим инженером в Институте технической кибернетики АН БССР. В 2000-е годы она работала куратором в еврейской благотворительной организации «Хесед-Рахамим»[45].

Старший брат Эммануила Григорьевича Саул окончил Ленинградский горный институт, много лет работал в области геологии, имеет награды[46]. По состоянию на октябрь 2010 года живёт в Минске и работает директором «Музея дорожного хозяйства Республики Беларусь». Младший брат Наум окончил Минский индустриальный техникум, работал на заводе в Минске, пенсионер[45].

У Эммануила Иоффе две дочери — Жанна 1968 г. р. и Галина 1975 г. р. Обе окончили БГПУ им. Горького. Жанна после защиты кандидатской диссертации по биологии работает доцентом кафедры ботаники и основ сельского хозяйства БГПУ, замужем и имеет трёх дочерей. Галина в 1997 году вышла замуж и уехала в США, где живёт в штате Нью-Джерси и занимается воспитанием троих детей. Всего у Эммануила Иоффе шесть внуков[45].

Основные публикации

  • В. И. Пичета как историк социально-экономического развития Белоруссии в эпоху феодализма (XV—XVII вв.). Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата исторических наук. — Мн., 1974, 21 с.;
  • Выхоўваць павагу да закона. — Мн., 1978, 120 с.;
  • Академик В. И. Пичета. Страницы жизни. — Мн., 1981 (в соавт. с Копысским, Грицкевичем, Чепко и др.);
  • Березино. Историко-экономический очерк. — Мн., 1986, 80 с.
  • Учебно-методическое пособие к курсу «Историография истории СССР». — Мн., 1986;
  • Советские военачальники на белорусской земле. Путеводитель по местам жизни и деятельности. — Мн.: Полымя, 1988. — 239 с. — ISBN 5-345-00006-9.
  • Роль правового воспитания детей в условиях коренной перестройки социально-экономического развития советского общества. — Мн., 1989, 16 с. (в соавт. с Л. Р. Кравченко);
  • Из истории белорусской деревни (Советская историография социально-экономического развития белорусской деревни середины XVII — первой половины XIX в.). — Мн., 1990, 248 с.;
  • Основы политологии. Учебно-методическое пособие. — Мн., 1991, 122 с. (в соавт.);
  • Асновы паліталогіі. Вучэбны дапаможнік. Ч.1. — Мн., 1992, 125 с. (в соавт.);
  • Палітычная сістэма Рэспублікі Беларусь. Вучэбны дапаможнік па спецкурсу. — Мн., 1995, 52 с. (в соавт.);
  • Канцэпцыя нацыянальна-культурнага развіцця нацыянальных меншасцей Беларусі. — Мн., 1996, 35 с. (в соавт.);
  • Страницы истории евреев Беларуси: Краткий научно-популярный очерк. — Мн.: Арти-Фекс, 1996. — 294 с. — ISBN 985-6119-04-9.
  • Асновы паліталогіі. Вучэбны дапаможнік. Ч.3. — Мн., 1996, 142 с. (в соавт.);
  • Кароткі тлумачальны слоўнік палітычных тэрмінаў. — Мн., 1997, 53 с. (в соавт.);
  • Евреи: По страницам истории / в соавт. с С. М. Асиновским. — Мн.: Завигар, 1997. — 320 с.
  • Паліталогія. Вучэбны дапаможнік у 2 частках. Ч.1. — Мн., 1997, 151 с. (в соавт.);
  • Паліталогія. Вучэбны дапаможнік у 2 частках. Ч.2. — Мн., 1997, 155 с. (в соавт.);
  • Прошлое и настоящее евреев Беларуси. Сборник статей. — М., 1998, 64 с.;
  • Мудрые еврейские сказки. — Мн., 1999, 272 с. (сост. совм. с Г. Л. Релесом);
  • Джойнт в Беларуси. — Мн., 1999, 94 с. (в соавт. с Б. А. Мельцером);
  • Социология. Учебно-методическое пособие. — Мн., 2000, 63 с.;
  • Социология молодёжи. Материалы к спецкурсу. — Мн., 2000, 31 с.;
  • Политическая культура и права молодёжи. Учебное пособие по спецкурсу. — Мн., 2000, 37 с.;
  • Иностранные евреи в Тростенецком лагере смерти. — Мн., 2000, 19 с.;
  • Лэхаим. Из еврейского фольклора. — Мн., 2000, 383 с. (сост. совм. с Г. Л. Релесом);
  • Белорусские евреи в Израиле. Библиографический справочник. — Мн.: Ковчег, 2000. — 208 с. — ISBN 985-6056-40-3.;
  • По достоверным источникам. Евреи в истории городов Беларуси. — Мн.: Четыре четверти, 2001. — 352 с.
  • История евреев Беларуси. Программа спецкурса. — Мн., 2002, 24 с.;
  • Холокост в Беларуси. Документы и материалы / сост., в соавт. с Г. Кнатько и В. Селеменовым. — Мн.: НАРБ, 2002. — 276 с. — 1000 экз. — ISBN 9856372240.
  • Социология. Учебное пособие для студентов педагогических и гуманитарных специальностей высших учебных заведений. — Мн., 2002, 322 с. (в соавт.);
  • Социология. Практикум. — Мн., 2000, 66 с. (автор-сост. совм. с В. А. Зенченко и Л. М. Ракитской);
  • История Беларуси XVIII-XX вв. Учебно-методическое пособие. — Мн.: БГУ, 2003. — 80 с. — 100 экз. — ISBN 985-445-828-8.
  • Белорусские евреи: трагедия и героизм: 1941—1945. Монография. — Мн., 2003. — 428 с. — 100 экз.
  • Социальный статус студенческой молодёжи Беларуси в условиях трансформируемого общества. Учебно-методическое пособие — Мн., 2006, 31 с. (в соавт. с Г. И. Степановым);
  • Абвер, полиция безопасности и СД, тайная полевая полиция, отдел «Иностранные армии — Восток» в западных областях СССР. Стратегия и тактика. 1939—1945. — М.: АСТ, 2007. — 384 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-16-3241-7.
  • От Мясникова до Малофеева. Кто руководил БССР. — Мн.: Беларусь, 2008. — 287 с. — 2000 экз. — ISBN 978-985-01-0803-6.
  • Нобелевские лауреаты с белорусскими корнями / в соавт. с Ж. Э. Мазец. — Мн.: Беларусь, 2008. — 159 с. — 2000 экз. — ISBN 978-985-01-0755-8.
  • Высшее партизанское командование Белоруссии, 1941—1944: справочник / в соавт. — Мн.: Харвест, 2009. — 270 с. — ISBN 978-985-01-0836-4.
  • Когда и зачем Гитлер и другие высшие чины нацистской Германии приезжали в СССР? — Мн.: Харвест, 2010. — 511 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-16-8262-7.

Библиография

  • Сцяг Леніна. — 1994. — 9 лютага;
  • Беларускі гістарычны часопіс. — 1996. — № 1. — С. 43;
  • Энцыклапедыя гісторыі Беларусь — Т. 3. — Мн., 1996. — С. 503;
  • Беларуская Энцыклапедыя. — Т. 7. — Мн., 1998. — С. 299;
  • Вестник (США). — 1999. -№ 4. — С. 22-25;
  • Сцяг Леніна — 1999. — 20 сакавіка — С. 2;
  • Настаўнік (БДПУ імя М. Танка) — 1999. — сакавік;
  • Кто есть кто. Деловой мир СНГ. Вып. 2. — Мн., 2002. -С. 152;
  • Настаўнік — 2004. — сакавік.
  • Роднае слова. — 2005. — № 1. — С. 98;
  • Кто есть кто в Республике Беларусь. К 60-летию победы в Великой Отечественной войне. — Т. 2. — Мн., 2005. — С. 138;
  • Полымя. — 2005. — № 5. — С. 138;
  • Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя. — Т. 1. — Мн., 2005. — С. 677—678;
  • Адукацыя і выхаванне. — 2005. — № 12. — С. 19;
  • Республика Беларусь. — Т. 3. — Мн., 2006. — С. 795.

Напишите отзыв о статье "Иоффе, Эммануил Григорьевич"

Примечания

  1. 1 2 Стрелец, 2009, с. 36-76.
  2. 1 2 [news.open.by/country/45329 Профессор Эммануил Иоффе: из-за своей объективности диссертация Сергея Тукало по истории Минского гетто не утверждена президиумом ВАК]. Открытый контакт (22 января 2011). Проверено 24 марта 2011. [www.webcitation.org/614jqxxRe Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  3. 1 2 Козак К. И. [mb.s5x.org/homoliber.org/ru/uh/uh030701.shtml Иностранные евреи в Беларуси: историографические формы и представления] // Сост. Басин Я. З. Уроки Холокоста: история и современность : Сборник научных работ. — Мн.: Ковчег, 2010. — Вып. 3. — С. 225-233. — ISBN 9789856950059.
  4. [beldumka.belta.by/isfiles/000167_235225.pdf Об авторе] // Беларуская думка : журнал. — БелТА, июнь 2008. — Вып. 6. — С. 93.
  5. [www.sb.by/post/82671/ Этот день в истории 20 марта]. Беларусь сегодня (20.03.2009). Проверено 24 марта 2011. [www.webcitation.org/654nIhDKp Архивировано из первоисточника 30 января 2012].
  6. Стрелец, 2009, с. 8-9.
  7. Химичев И. А. В борьбе и тревоге / Лит. запись В. Лаврова.. — Мн.: Беларусь, 1977. — 143 с. — 50 000 экз.
  8. Стрелец, 2009, с. 9-10.
  9. Стрелец, 2009, с. 10-11.
  10. 1 2 3 4 Карзенка Г. У. [izdat.bspu.unibel.by/ebooks/pdf_Vesti/2009/01_2009/seria_2_1_2009.pdf Ад вясковага настаўніка да прафесара] (белор.) // Весці БДПУ : часопіс. — 2009. — Т. 2, вып. 1 (29). — С. 104-105.
  11. Стрелец, 2009, с. 13-14.
  12. Стрелец, 2009, с. 15.
  13. Стрелец, 2009, с. 16-17, 35.
  14. Стрелец, 2009, с. 17-21.
  15. Стрелец, 2009, с. 29-31.
  16. 1 2 3 Стрелец, 2009, с. 31.
  17. [portal.nlb.by/portal/page/portal/index/detailed_news?param0=11882&lang=ru&rubricId=894 Глубина осведомленности и знаний]. Национальная Библиотека Беларуси (19 марта 2009). Проверено 12 марта 2011. [archive.is/lLmF Архивировано из первоисточника 17 июля 2012].
  18. Стрелец, 2009, с. 11.
  19. Стрелец, 2009, с. 17.
  20. Стрелец, 2009, с. 19-20.
  21. Федорасова В. Г. У деревни тоже есть своя история — «Коммунист Белоруссии», 1991, с. 94
  22. Смілавицкі Л. Л. Яшчэ аб вёсцы (белор.) // Чырвоная змена : газета. — Мн., 22-28 ліпеня 1991. — С. 7.
  23. Польскі С. А., Кабяк С. У. Прадмет вывучэння — беларуская вёска (белор.) // Весці АН БССР : бюлютэнь. — Мн.: АН БССР, 1991. — Вып. 6. — С. 120.
  24. [www.vak.org.by/index.php?go=Box&in=view&id=692 07.00.02 — отечественная история]
  25. Стрелец, 2009, с. 29.
  26. Стрелец, 2009, с. 29-30.
  27. Стрелец, 2009, с. 30.
  28. Стрелец, 2009, с. 36-37.
  29. Баторын Ф. Развейванне міфаў (белор.) // Літаратура и мастацтва. — 7 лютага 1997.
  30. Мазец В. Кніга пра беларускіх гебраяў (белор.) // Спадчына. — 1997. — Вып. 1. — С. 235—237.
  31. Tomaszewski J. Biuletyn Zydowskego Inst. Hist. 1999 № 4, s 108—111
  32. Иссаковский В. Правда о Джойнте. Архивные материалы рассказывают… «Авив» № 1, январь-февраль 200, с. 9
  33. Космач Г. Гуртуючы нацию. Полымя, 2001 с. 318—320
  34. Стрелец, 2009, с. 46-52.
  35. Савицкий Э. Пепел стучит в сердце. Беларуская думка, 2003, № 8
  36. Стрелец, 2009, с. 52-56.
  37. Стрелец, 2009, с. 57.
  38. Стрелец, 2009, с. 57-75.
  39. 1 2 Стрелец, 2009, с. 33.
  40. По специальности 07.00.09 — «Историография, источниковедение и методы исторического исследования»
  41. 1 2 Стрелец, 2009, с. 34.
  42. 1 2 Стрелец, 2009, с. 32.
  43. Стрелец, 2009, с. 149.
  44. Стрелец, 2009, с. 156-158.
  45. 1 2 3 Стрелец, 2009, с. 35.
  46. Михаил Стрелец, Михаил Коршак. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=3699&Club_ID=1 Саул Иоффе: Вехи жизни или штрихи биографии]. souz.co.il (2 октября 2010). Проверено 15 апреля 2011. [www.webcitation.org/654nJzvJZ Архивировано из первоисточника 30 января 2012].

Литература

  • Стрелец М. В., Птичкина С. А. Э. Г. Иоффе: портрет учёного и педагога. Научное издание. — Брест: Альтернатива, 2009. — 160 с. — 99 экз. — ISBN 9789855210451.

Ссылки

  • [berezino.iatp.by/Zeml/Iofe.htm Э. Р. Іофэ]  (белор.) на сайте Березино.
  • Карзенка Г. У. [izdat.bspu.unibel.by/ebooks/pdf_Vesti/2009/01_2009/seria_2_1_2009.pdf Ад вясковага настаўніка да прафесара] (белор.) // Весці БДПУ : часопіс. — 2009. — Т. 2, вып. 1 (29). — С. 104-105.
  • [beldumka.belta.by/ru/issues?author_id=31 Список статей Эммануила Иоффе] в журнале «Белорусская мысль» (белор. Беларуская думка)
  • [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2325&Club_ID=1 Кто не пустил Эйнштейна в Минск] — интервью газете «Новости недели».

Отрывок, характеризующий Иоффе, Эммануил Григорьевич

– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.