Лильо, Эусебио
| Эусебио Лильо |
Эусебио Лильо Роблес (исп. Eusebio Lillo Robles; 14 августа 1826, Сантьяго, — 8 июля 1910, там же) — чилийский политический и государственный деятель, поэт, журналист. Автор слов государственного гимна Чили.
Биография
Экстерном учился в Национальном институте в Сантьяго, однако по семейным обстоятельствам учёбы не окончил.
В 18 лет написал своё первое стихотворение «На смерть Хосе Мигеля Инфанте», чилийского патриота.
Работал в Министерстве внутренних дел и одновременно — столичным корреспондентом газеты El Mercurio de Valparaiso.
В 1847 году по поручению руководства написал новый текст национального гимна, впервые опубликованного 17 сентября 1847 года в El Araucano.
Был членом общества «Молодые либералы Чили», организации, которая боролась за всеобщее равенство в обществе. В марте 1850 года стал одним из основателей и первым председателем «Общества равенства».
Сотрудничал с прессой, оппозиционной президенту Мануэлю Бульнесу.
В 1851 году в связи с революцией, ставшей первой попыткой привести либеральное правительство к власти в Чили, сторонником и пропагандистом которой он был, после прихода к власти Мануэля Монтта был арестован, отправлен в тюрьму и приговорен к смертной казни. Позже приговор был заменён на изгнание, и Эусебио Лильо сослан на юг страны, откуда он бежал в Лиму в Перу, а затем — Боливию.
Вернулся на родину в 1875 году. Тогда же был избран мэром Сантьяго и суперинтендантом Курико.
Участвовал во второй тихоокеанской войне в качестве дипломата и секретаря военно-морской эскадры.
Позже президент Хосе Мануэль Бальмаседа предложил ему должность министра внутренних дел, однако через месяц Э. Лильо оставил этот пост из-за споров с президентом.
В 1882—1888 годах был сенатором и вице-председателем сената Чили. В 1896 году был избран председателем Либерального альянса (Alianza Liberal).
Его племянниками были Бальдомеро Лильо (1867—1923), писатель и Самуэль Лильо (1870—1958), поэт и прозаик, лауреат Национальной премии Чили в области литературы (1947).
Избранная поэзия
- Dos Almas
- La mujer limeña
- El Junco
- Rosa y Carlos
- El Imperial
- Una Lágrima
- Deseos
- Himno nacional (Национальный гимн)
Напишите отзыв о статье "Лильо, Эусебио"
Ссылки
- [www.biografiasyvidas.com/biografia/l/lillo_eusebio.htm Биография] (исп.)
Отрывок, характеризующий Лильо, Эусебио
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
