Юон де Кермадек, Жан-Мишель

Жан-Мишель Юон де Кермадек
фр. Jean-Michel Huon de Kermadec
Род деятельности:	мореплаватель
Дата рождения:	12 сентября 1748(1748-09-12)
Место рождения:	Мануар-дю-Тромё, Боар, Финистер, Королевство Франция
Гражданство:	Королевство Франция Королевство Франция
Дата смерти:	6 мая 1793(1793-05-06) (44 года)
Место смерти:	Баладе, Новая Каледония
Отец:	Жан-Гийом Юон де Кермадек
Мать:	Анна, урождённая Мескам
Дети:	нет
Награды и премии:

Жан-Мишель Юон де Кермадек (фр. Jean-Michel Huon de Kermadec; 12 сентября 1748, Мануар-дю-Тромё, Боар, Финистер, Королевство Франция — 6 мая 1793, Баладе, Новая Каледония) — французский мореплаватель и путешественник.

Биография

Родился в шато Мануар-дю-Тромё в муниципалитете Боар департамента Финистер 12 сентября 1748 года в семье Жана-Гийома Юона де Кермадека и Анны, урождённой Мескам.

В мае 1766 года в звании гардемарина поступил на службу на флот, в 1773 году был удостоен звания энсина. В 1778 году в рамках войны за независимость США принимал участие в морском бою близ острова Уэссан. В 1779 году в составе команды парусного линейного корабля Diadème (1756) участвовал в штурме Гренады и последующей осаде Саванны. В 1781 году за военные заслуги был представлен к ордену Святого Людовика.

В 1785 году в должности старшего помощника командира корабля La Résolution поступил на службу к мореплавателю Жозефу Антуану де Брюни, целью экспедиции которого являлось исследование Китая. Он был назначен командиром корабля класса Rhône. 11 апреля 1789 года был внесён в список членов-корреспондентов военно-морской академии Франции. В 1790—1791 годах, находясь под командованием того же Жозефа Антуана де Брюни, плавал на Le Patriote, затем был назначен командиром плашкоута L'Espérance. 28 сентября 1791 года в составе экспедиции де Брюни, ставившей своей целью обнаружение Лаперуза отбыл из Бреста. На следующий день был повышен до звания капитана. Пройдя Тенерифе и Мыс Доброй Надежды, а также проведя обследование островов Амстердам и Сен-Поль, де Брюни, находясь к югу от Австралийского континента, принял решение подойти к Островам Адмиралтейства, о жителях которых ходили слухи, что они носили французскую униформу и портупеи. 23 апреля 1792 года два судна де Брюни вошли в бухту в районе Земли Ван-Димена (ныне Тасмания), которой впоследствии было дано наименование «Решерш-бей». Там матросы обнаружили запас пресной воды. 28 мая корабли покинули бухту.

Часть судов, отправившихся на поиски Лаперуза к Островам Адмиралтейства, обследовав остров Пен, западное побережье Новой Каледонии и Новую Ирландию, вернулась к Амбону ни с чем. Далее экспедиция двинулась к юго-западному побережью Новой Голландии. Миновав представлявший довольно-таки большую опасность для моряков архипелаг Решерш, 9 декабря корабли вошли в залив, названный французами Эсперанс-бей. Снялись они с якоря только 17 декабря.

К первой половине января 1793 года запасы пресной воды иссякли, экспедиция по настоянию де Кермадека двинулась к Земле Ван-Димена с целью закупки продовольствия, таким образом упустив возможность установления наличия или отсутствия течения к югу от Новой Голландии. 21 января корабли де Брюни вновь вошли в Решерш-бей. В феврале во второй раз произошла высадка на Землю Ван-Димена, в результате чего произошло налаживание отношений с туземцами. Также экспедицией было обнаружено устье реки Деруэнт. От берегов Земли Ван-Димена суда отошли 27 февраля 1793 года. Кораблям La Recherche и La Espérance было поручено провести обследование островов Тонгатапу и Новая Каледония, где 6 мая 1793 года в населённом пункте Баладе от туберкулёза скончался Жан-Мишель Ююн де Кермадек. Он был похоронен на острове Пудьюэ, расположенном недалеко от берега. В настоящее время на нём находится Обсерватория Джеймса Кука.

Память

Довольно начитанный интеллигент, он писал этюды для флейты и отлично на ней играл, однако никогда не был женат. Он составил завещание, в котором определённые полки с книгами из своей библиотеки завещал лучшим друзьям-офицерам. В честь него Жозеф Антуан де Брюни дал названия ряду географических объектов, а именно: реке Хьюон и островной дуге Кермадек, расположенной к северо-востоку от Новой Зеландии. Также в честь мореплавателя названы жёлоб и подводная гряда в Тихом океане. Косвенным образом имя путешественника вошло в состав наименования сосны Юона, произрастающей на территории Тасмании.

Ссылки

• Duyker, Edward. [adb.anu.edu.au/biography/huon-de-kermadec-jean-michel-12998 Huon De Kermadec, Jean-Michel (1748–1793)] // Australian Dictionary of Biography. — Melbourne University Press, 2005. — Vol. Supplementary Volume.

Отрывок, характеризующий Юон де Кермадек, Жан-Мишель

Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.