«Языкофро́нт», «Языкове́дный фронт»[1] — объединение лингвистов, существовавшее в СССР в 1930—1932 годах. Входившие в объединение учёные: Г. К. Данилов, К. А. Алавердов, Я. В. Лоя, Т. П. Ломтев, П. С. Кузнецов[2] — ставили целью критику «Нового учения о языке» Н. Я. Марра с позиций марксизма[3].
История
Объединение было ликвидировано в 1932 году, а связанный с ним НИИ языкознания в Москве был закрыт в 1933 году. Тем самым единственным в СССР центром лингвистических исследований остался руководимый Н. Я. Марром Институт языка и мышления[2].
Взгляды
В отличие от Е. Д. Поливанова, также открыто выступавшего против яфетической теории Н. Я. Марра, языкофронтовцы были непримиримы к «буржуазной науке» и требовали создания «марксистской лингвистики». Ими принимались некоторые идеи Н. Я. Марра, в частности отнесение языка к надстройке и отрицание языкового родства. Однако они отвергали наиболее абсурдные положения марризма, к примеру учение о четырёх элементах, якобы давших начало лексике всех языков[2].
В целом объединение «Языкофронт» охарактеризовано В. А. Звегинцевым как «чрезвычайно воинственное»[1].
Напишите отзыв о статье "Языкофронт"
Примечания
- ↑ 1 2 Звегинцев В. А. Советское языкознание в 20-е и 30-е годы // История языкознания XIX—XX веков в очерках и извлечениях. Часть II. — М.: Учпедгиз, 1960. — С. 225—230.
- ↑ 1 2 3 Алпатов В. М. [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/alp93sp.htm Марр, марризм и сталинизм] // Философские исследования. — 1993. — № 4. — С. 271—278.
- ↑ Реформатский А. А. [danefae.org/pprs/kuznetsov/reform.htm Пётр Саввич Кузнецов (1899—1968)] // Язык и человек: Сб. статей памяти профессора Петра Саввича Кузнецова (1899—1968). (Публикации отделения структурной и прикладной лингвистики). — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1970. — Вып. 4. — С. 18—30.
Отрывок, характеризующий Языкофронт
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
