Якимов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Яки́мов (Якимова) — русская фамилия; имеет женскую форму Якимова. Образована от имени Яким, просторечной формы имени Иоаким[1], а также топоним.

Носители фамилии

  • Якимов, Виктор Васильевич (род. 1951) — глава города Каменска-Уральского.
  • Якимов, Владимир Николаевич (1911—1989) — первый секретарь Ишимбайского городского комитета ВКП(б)—КПСС (1948—1954), Салаватского горкома партии (1954—1959).
  • Якимов, Всеволод Петрович (1912—1982) — советский антрополог, доктор биологических наук (1968), профессор (1968)[4].
  • Якимов, Иван:
  • Якимов, Олег Дмитриевич (род. 1934) — советский и российский журналист, учёный, доктор исторических наук, профессор.
  • Якимов, Михаил:
  • Якимов, Николай Николаевич (род. 1959) — советский и российский бард.
  • Якимов, Павел Никитович (1910—1968) — Герой Советского Союза.
  • Якимов, Пётр Николаевич (1899—?) — участник Великой Отечественной войны, бригадный комиссар.
  • Якимов, Сергей Сергеевич (род. 1975) — писатель-фантаст.
  • Якимов, Юрий:
  • Составные фамилии

    Якимова


    Населённые пункты

    См. также

    Напишите отзыв о статье "Якимов"

    Примечания

    1. Федосюк Ю. А. Русские фамилии. Популярный этимологический словарь. — М.: Русские словари, 1996. — С. 263. — 288 с. — ISBN 5-89216-001-7.
    2. Якимов, Василий Яковлевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1913. — Т. 25: Яблоновский — Фомин. — С. 51—52.
    3. Н. Ф. Сумцов. Якимов, Василий Алексеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1904. — Т. XLIa. — С. 589—590.
    4. Якимов — статья из Большой советской энциклопедии.
    5. Якимов, Иван Степанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
    __DISAMBIG__

    Отрывок, характеризующий Якимов

    – Хорошо, – сказал доктор.
    Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
    – Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
    Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
    – Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


    Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
    Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
    В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.