Яновский, Олег Антонович
Поделись знанием:
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
| Олег Антонович Яновский | |
| белор. Алег Антонавіч Яноўскі | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Крички, Минский район, Минская область, Белорусская ССР, СССР |
| Страна: |
СССР, Республика Беларусь |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
| Научный руководитель: |
А. И. Кожушков |
| Известные ученики: | |
| Награды и премии: |
Отличник образования Республики Беларусь |
Олег Антонович Яно́вский (белор. Алег Антонавіч Яноўскі; род. 6 апреля 1951, Крички, Минская область) — историк, историограф. Профессор Белорусского государственного университета, кандидат исторических наук.
Содержание
Биография
В 1966 г. окончил Радошковичскую восьмилетнюю, в 1968 г. — Заславскую среднюю школу № 2.
С 1973 г., по окончании исторического факультета Белорусского государственного университета, — старший лаборант кафедры истории СССР того же факультета; оформлял музей истории БГУ. Являлся членом Комитета народного контроля университета. С 1977 г. читал лекции и вёл занятия по истории СССР и обществоведению на подготовительном отделении БГУ. С 1978 г. — преподаватель кафедры истории СССР; преподавал на подготовительном отделении, на вечернем отделении филологического факультета и на заочном факультете БГУ. В 1980 г. окончил заочную аспирантуру по кафедре истории СССР под руководством доцента кафедры А. И. Кожушкова.
С 1983 г. — доцент кафедры истории СССР досоветского периода; с 1991 г. — заместитель декана исторического факультета, с 1996 г. — декан исторического факультета. С 1998 г. одновременно — заведующий кафедрой истории России. С 2000 г. — проректор по учебной работе; с 1 ноября 2001 по декабрь 2003 г. — первый проректор БГУ. Продолжает заведовать кафедрой истории России[1].
В 1990-е гг. читал общие курсы по истории России с древнейших времен до конца XVIII в., специальные курсы по проблемам внешней и внутренней политике стран Восточной и Центральной Европы. Читает лекции по общепрофессиональной дисциплине «Истории России и Украины» (с древнейших времен до конца XVIII в.), а также специальные курсы:
- Внешнеполитический фактор в формировании и эволюции российской государственности;
- Университет как особая социальная конструкция и субъект общественно-политических процессов в России и Беларуси;
- Внутренняя политика Екатерины ІІ: консерватизм и новации;
- Внешняя политика и дипломатия Рюриковичей и первых Романовых (от Ивана III до Петра I);
- Современная Россия в освещении СМИ и научном обобщении;
- Феномен Университета: от исторических основ к современным цивилизационным парадигмам;
- Российский «просвещённый абсолютизм»: общее и особенное;
- Россия в системе международных отношений позднего средневековья и начала Нового времени.
Преподаёт также на кафедре истории нового и новейшего времени[2].
Участвовал в становлении новой символики Белорусского государственного университета («папараць-кветка»); инициировал многотомное издание избранных научных работ БГУ (1921—2001) различных направлений. Впервые в мировой практике высшей школы инициировал введение нового предмета — университетоведения.
Являлся членом Научно-методического совета при Министерстве образования Республики Беларусь, вице-президентом ассоциации белорусских историков, учёным секретарём Объединённого Совета БГУ. Состоит в редколлегиях научных исторических журналов.
Научная деятельность
В 1981 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Трудовой вклад вузовской молодежи Белоруссии в выполнение народнохозяйственных задач девятой пятилетки (1971—1975 гг.)». С 1985 г. — доцент, с 2003 г. — профессор по специальности «История».
Основные направления исследований:
- внешнеполитические отношения стран Восточной Европы периода средневековья,
- история становления в Беларуси высшей школы; в том числе:
- оценка роли и места БГУ в становлении и развитии белорусской нации
- оценка роли отдельных личностей в развитии университетского образования (статьи о А. Г. Червякове, Н. М. Никольском, В. Кнорине, Д. П. Кончаловском, А. И. Дьякове, Н. М. Бладыко, Я. П. Кореневском, В. И. Пичете; монография «История Белорусского государственного университета в биографиях его ректоров»);
- история России XV—XVIII вв.
Подготовил 10 кандидатов наук.
Автор более 200 статей, книг, учебных пособий, а также учебных программ для ВУЗов и общеобразовательных учреждений.
Избранные труды
- История России и Украины (XIX — начало ХХ в.): пособие для студентов ист.фак.спец. 1-21 03 01 «История (по направлениям)» : В 2 ч.
- Ч. 1 / Под ред. О. А. Яновского, В. В. Сергеенковой. — Минск: БГУ, 2008.
- Ч. 2 / под ред. В. В. Сергеенковой, О. А. Яновского. — Минск: БГУ, 2010.
- Меньковский В. И., Яновский О. Я., Бригадина О. В. и др. Современная историография новейшей истории России и истории СССР: справ.-библиогр. пособие для студентов ист. специальностей / Под ред. В. И. Меньковского. — Минск: РИВШ, 2007.
- Яновский О. А. Исторический факультет Белгосуниверситета как центр исторический науки и образования в Республике Беларусь // Университеты и общество. Сотрудничество университетов на рубеже веков: Матер. / Междунар. конф. университетов стран СНГ и Балтии, 1-я. — М.: Изд-во МГУ, 2001.
- Яновский О. А. Кафедра — основа творчества, источник качества образования в БГУ // Белорусский государственный университет: Кафедра — ключевое звено качества университетского образования: Матер. науч.-метод. семинара — Минск: Издат. Центр БГУ, 2004.
- Яновский О. А. Кафедра — основная структура университета, обеспечивающая качество образования // Университеты и общество. Сотрудничество университетов в ХХІ веке : Матер. / Науч.-практ. конф. университетов, 2-я. — М.: МГУ, 2003.
- Яновский О. А. Первое поколение белорусской советской интеллигенции: поиск себя в условиях «своих-чужих» тоталитаристских режимов // Отечественная и мировая интеллигенция в кризисные периоды истории : Матер. / Междунар. науч.-теор. конф., 21-я. — Иваново: Ивановский гос. ун-т, 2010. — С. 201—202.
- Яновский О. А. Первые профессора БГУ В. И. Пичета и Д. П. Кончаловский: позиции и судьбы ученых «старой» формации // Веснiк БДУ. Сер. 3. — 2006. — № 3.
- Яновский О. А. Преподавание социально-гуманитарных дисциплин в БГУ: прошлое в настоящем, настоящее — для будущего // Вышэйшая школа. — 2001. — № 4.
- Яновский О. А. Тернистая дорога к марксизму, или российская интеллигенция в белорусских реалиях 1920-х годов // Интеллигенция и мир : Росс. междисциплинарный журн. социально-гуманитарных наук. — 2010. — № 1. — С. 27-43.
- Яновский О. А. Трудовой вклад вузовской молодежи Белоруссии в выполнение народнохозяйственных задач девятой пятилетки (1971—1975 гг.) : Автореф. дис. … канд. ист. наук. — Минск, 1981. — 26 с.
- Яновский О. А. 1861 г. и возобновление цивилизационных перспектив Беларуси (или к вопросу о европейском векторе развития) // Палітычныя, сацыяльна-эканамічныя і этнакультурныя працэсы на тэрыторыі Белаурсі ў XIX — пачатку XX ст.: Да 150-годзя скасавання прыгоннага права ў Расійскай імперыі : матэр. Рэсп. навук.-тэарэт. канф. — Мінск : БДПУ, 2011.
- Яновский О. А. [www.rsijournal.net/ekzameny-na-vyzhivanie-u-surovoj-uchitelnicy-zhizni/ Экзамены на выживание у суровой «учительницы жизни» (к 120-летию со дня рождения Александра Антоновича Савича)] // Российские и славянские исследования: науч. сб. — Минск: БГУ, 2010. — Вып. 5.
- Яновский О. А. и др. История России. XX век : учебное пособие для студентов исторических специальностей учреждений, обеспечивающих получение высшего образования / Под ред. В. И. Меньковского и О. А. Яновского. — Минск: РИВШ, 2005. — 703 с. — 3000 экз. — ISBN 985-6741-36-X.
- Яновский О. А., Бобышев В. И. Дипломатия и дипломаты России (от Ивана III до Петра Великого). — Минск: Издательский центр БГУ, 2000.
- Яновский О. А., Бригадина О. В., Голенченко Г. Я. и др. Всеобщая история России с древнейших времен до конца XVIII века / Под ред. О. А. Яновского. — М.: Эксмо, 2008. — 590 с. — 6000 экз. — ISBN 978-5-699-24867-4.
- Яновский О. А., Бригадина О. В., Шупляк П. А. и др. Всемирная история : В 3-х ч. : Учеб. пособие. — Минск: Юнипресс, 2002. — 607+414+463 с. — 5100 экз. — ISBN 985-474-077-3.
- Яновский О. А., Казаков Ю. Л., Кохановский А. Г. и др. История Беларуси: Учебное пособие. — Минск: МП «Беларыт», 1997.
- Яновский О. А., Меньковский В. И., Оржеховский И. В. и др. История России : новое и новейшее время / Под общ. науч. ред. О. А. Яновского. — М.: Эксмо : Наше слово, 2010. — 782 с. — (Подарочные издания. Российская императорская библиотека). — 5000 экз. — ISBN 978-5-699-41407-9.
- Яновский О. А., Яновская В. В. Три источника о трех историках… // Российские и славянские исследования: Научн. сб. — Минск: БГУ, 2009. — Вып. 4.
- Яноўскі А. А. Аб распачынаннi гiстарычнай адукацыi на Беларусi // Гiстарычная навука ў Белдзяржунiверсiтэце на рубяжы тысячагоддзяў : Матэр. / Рэсп навук.-практ. канф., прысв. 65-годдзю заснавання гiстарычнага факультэта Белдзяржунiверсiтэта. — Минск: БДУ, 2000.
- Яноўскі А. А. Аляксандр Рыгоравіч Чарвякоў і БДУ: да пытання аб ролі асобы ў станаўленні адукацыйнай сферы Беларусі // Новейшая история (1991—2006 гг.): государство, общество, личность: Матер. междунар. науч.-практ. конф. — Минск: НАН РБ: Белорус. наука, 2006.
- Яноўскі А. А. Беларускі перыяд жыцця і дзейнасці У. І. Пічэты (аб увядзенні ў навуковы ужытак звестак з яго «крымінальнай справы») // Працы гістарычнага факультэта БДУ: навук. зб. — 2006. — Вып. 1.
- Яноўскі А. А. Беларускi унiверсiтэт: ад iдэi да ўвасаблення // Выбраныя навуковыя працы Беларускага дзяржаўнага унiверсiтэта: у 7 т. — 2001. — Т. 2: Гiсторыя. Фiлалогiя. Журналiстыка.
- Яноўскі А. А. Гартаючы архіўныя старонкі (М. М. Нікольскі і Ў. М. Перцаў на пачатку дзейнасці БДУ) // Вытокі гістарычнай навукі БДУ : Зб. навук. артыкулаў, прысвечаных 125-годдзю з дня нараджэня акадэмікаў М. М. Нікольскага і Ў. М. Перцава і 70-годдзю гістарычнага факультэта БДУ. — Минск: БДУ, 2005.
- Яноўскі А. А. Гiстарычны факультэт БДУ: позiрк на мiнулае i сучаснае // Беларускi гiстарычны часопiс. — 2000. — № 1.
- Яноўскі А. А. З гiсторыi унiверсiтэцкага гарадка // Вышэйшая школа. — 2001. — № 5.
- Яноўскі А. А. Захаванне сацыяльнай памяці інтэлігенцыяй БДУ ў першыя гады яго дзейнасці (Да пастаноўкі пытання) // Крыніцазнаўства, археаграфія, архівазнаўства ў XX—XXI ст. у Беларусі: Зб. навук. артык., прысвечаных 100-годдзю з дня нараджэння М. М. Улашчыка. — Мінск: БДУ, 2008.
- Яноўскі А. А. Зона Аўгустоўскага канала і Беларускі універсітетэт як прыклады інтэлектуальных інфраструктур і камунікацый у Беларусі XIX—XX стагодзяў // Kanal Augustowski i wspolczesna ekoturystyka : (Августовский канал и современный экотуризм). — Pultusk etc.: Wydawca Akademia humanistyczna im. Aleksandra Gieyztora w Pultusku, 2008.
- Яноўскі А. А. І прафесар, і кіраўнік: некаторыя радкі з біяграфіі Мікалая Міхайлалавіча Нікольскага // Працы гістарычнага факультэта БДУ. — 2008. — Вып. 3.
- Яновский О. А. Інтэлігенцыя Беларусі ў фарміраванні адукацыйна-навуковай прасторы 1920-х гг. (некаторыя аспекты пытання) // Беларусь: этапы станаўлення дзяржаўнасцi (да 90-годдзя ўтварэння БССР) : Матэр. мiжнар. навук.-практ. канф. — Мiнск: Выд. цэнтр БДУ, 2009.
- Яноўскі А. А. На шляху да Беларускага універсітэта: грамадскія імкненні і палітычныя перашкоды // Polska — Europa — Swiat XX wieku / Pod red. W.Wierzbienca. — Rzeszow, 2005.
- Яноўскi А. А. Польскія накірункі дзейнасці Беларускага дзяржаўнага універсітэта ў 1920—1930 гг. // Czlowiek-Srodowisko-Kultura w polsko-bialoruskim dialogu / Red. naukowa A. Zelenkov, W.Lenart. — Pultusk; Minsk, 2004. — С. 179—188.
- Яноўскі А. А. Расійскія рэвалюцыі 1917 года ў лёсе Беларусі // Матэрыялы «круглага стала», які адбыўся 19 верасня 2007 г. у Інстытуце гісторыі НАН Беларусі // Беларускі гістарычны часопіс. — 2008. — № 1.
- Яноўскі А. А. У пошуках аптымальных методык выкладання (з гісторыі арганізацыі вучэбнага працэсу ў БДУ ў 1920-1930-я годы). // Гісторыя: праблемы выкладання. — 2006. — № 10.
- Яноўскі А. А. Фарміраванне кірункаў гістарычных даследаванняў у БДУ на пачатку яго дзейнасці (1920-1930-я гады) // Проблемы методологии исследований истории Беларуси: Матер. Междунар. науч. конф. — Минск: Беларус. наука, 2008.
- Яноўскі А. А. Царкоўна-рэлігійныя аспекты дзейнасці ў БДУ (1920-30-я гг.) // Канфесіі на Беларусі: гісторыя і сучаснасць: Зб. матэр. міжнарод. навук.-практ. канф. — Брэст: Выд-ва БрДУ, 2005.
- Яноўскі А. А. Цiкавыя знаходкi французскага даследчыка Фернанда Бокура // Беларускi гiстарычны часопiс. — 1999. — № 2.
- Яноўскі А. А., Зельскі А. Г. Ананiй Iванавiч Дзякаў // Веснiк БДУ. Сер. 3. — 2000. — № 2.
- Яноўскі А. А., Зельскі А. Г. Нiкiфар Мiхайлавiч Бладыка // Веснiк БДУ. Сер. 3. — 1999. — № 2.
- Яноўскі А. А., Зельскі А. Г. Трымацца гістарычнай праўды (да 125-годдзя з дня нараджэння рэктара БДУ У. І. Пічэты) // Российские и славянские исследования. — 2004. — Вып. 1.
- Яноўскі А. А., Зельскі А. Г. Язэп Пятровiч Каранеўскi // Веснiк БДУ. Сер. 3. — 1999. — № 1.
- Яноўскі А. А., Кошалеў У. С., Фядосік В. А. Гісторыя: ад старажытных часоў да канца XVIII ст. Інтэграваны курс: эксперыментальны вучэбны дапаможнік для 11 класа / Пад рэд. У. С. Кошалева. — Минск, 2004.
- Яноўскі А. А., Менькоўскі В. І., Блашкоў Ю. А., Брыгадзіна В. В., Літвіноўскі І. А., Сяргеенкава В. В., Аржахоўскі І. В., Пазняк С. В. Гісторыя Расіі і Украіны // Вучэбная праграма для студэнтаў гіст.фак. спец. 1-21 03 01 «Гісторыя». — Ч. 1. — Минск: Выд. цэнтр БДУ, 2005.
- Яноўскі А. А., Ходзін С. М. Роля i месца крынiцазнаўства ва ўмовах шматузроўневай сiстэмы навучання // Вiсник Днiпропетровського унiверситету : Iсторiя та археологiя. — 2000. — № 8.
- Яноўскі А. А., Ходзін С. М. Роля крынiцазнаўства ў падрыхтоўцы спецыялiстаў гсторыкаў // Беларускi гiстарычны часопiс. — 2000. — № 1.
- Яноўскі А. А., Ходзін С. М., Шумейка М. Ф. Памяць і слава: Беларускі дзяржаўны універсітэт. 1921—1941. — Минск: Выд. цэнтр БДУ, 2006. — 383 с.
- Яноўскі А. А., Шупляк П. А. Гістарычны факультэт БДУ ў працэсах нацыянальнага адраджэння (першы вопыт успамінаў і асэнсавання пераломнага моманту) // Российские и славянские исследования: Научн. сб. — Минск: БГУ, 2009. — Вып. 4.
- Яноўскі А., Яноўская В. На перасячэнні вузлавых пытанняў беларускай гісторыі (да 60-годдзя з дня нараджэння Дзмітрыя Уладзіміравіча Карава) // Беларускі гістарычны часопіс. — 2009. — № 12.
Награды
- Почётные грамоты БГУ (1981, 1985, 1989, 2006), Министерства образования и науки Беларуси (1994), Совета Министров Республики Беларусь (2001), ВАК Беларуси (2001)
- нагрудный знак «Отличник образования» Республики Беларусь (2003).
Напишите отзыв о статье "Яновский, Олег Антонович"
Примечания
- ↑ [www.bsu.by/ru/main.aspx?guid=5671 Кафедра истории России]. Белорусский государственный университет. Проверено 12 августа 2013. [www.webcitation.org/6JH4YHQhu Архивировано из первоисточника 31 августа 2013].
- ↑ [professorrating.ru/kafedra.php?id=5923 Кафедра истории нового и новейшего времени]. Профессор Рейтинг. Проверено 12 августа 2013. [www.webcitation.org/6JH4ZUHyv Архивировано из первоисточника 31 августа 2013].
Литература
- Сяргеенкава В. В., Ходзін С. М., Лугаўцова С. Л., Цемушаў С. М., Кахновіч В. А. Летапісец Беларускага дзяржаўнага універсітэта (да 60-годдзя з дня нараджэння Алега Антонавіча Яноўскага) // Беларускі гістарычны часопіс. — 2011. — № 4. — С. 46-50.
Ссылки
- [www.bsu.by/main.aspx?guid=56711 Яновский Олег Антонович]. Белорусский государственный университет. Проверено 12 августа 2013. [www.webcitation.org/6JH4aqaME Архивировано из первоисточника 31 августа 2013].
- [www.abiturient.by/university/bsu/kafedra/17577.html Яновский Олег Антонович]. Абитуриент.by. Проверено 12 августа 2013. [www.webcitation.org/6JH4bhtKk Архивировано из первоисточника 31 августа 2013].
Отрывок, характеризующий Яновский, Олег Антонович
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
