Вальдштейн, Ян Бедржих
| Ян Бедржих из Вальдштейна чеш. Jan Bedřich z Valdštejna<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Профиль архиепископа Вальдштейна</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1675 — 1694 | |||
| Церковь: | Римско-католическая церковь | ||
| Предшественник: | Матоуш Фердинанд Собек | ||
| Преемник: | Ян Йосеф фон Бройнер | ||
| |||
| 1668 — 1675 | |||
| Предшественник: | Матоуш Фердинанд Собек | ||
| Преемник: | Йоганн Франц Кристоф фон Тальмберг | ||
| |||
| 1668 — 1694 | |||
| Предшественник: | Арношт Войтех Гаррах | ||
| Преемник: | Йиржи Игнац Поспихал | ||
| Имя при рождении: | Johann Friedrich Reichsgraf von Waldstein | ||
| Рождение: | 18 августа 1642 Вена | ||
| Смерть: | 3 июня 1694 (51 год) Духцов | ||
| |||
Ян Бедржих Вальдштейн (чеш. Jan Bedřich z Valdštejna, нем. Johann Friedrich Reichsgraf von Waldstein; 18 августа 1642, Вена — 3 июня 1694, Духцов) — чешский католический священник, 31-й велмистр Ордена рыцарей креста с красной звездой (1668—1694), 2-й епископ Краловеградецкий (1668—1675), 16-й архиепископ Пражский (1675—1694).
Ранняя биография
Ян Бедржих Вальдштейн родился в Вене младшим сыном графа Максимилиана Вальдштейна (ум. 1654) и его жены графини Поликсены из Талмберка. После смерти родителей его опекуном стал Фердинанд Арношт Вальдштейн. 14 сентября 1661 года император провозгласил его совершеннолетним. Выбрав духовную карьеру, Вальдштейн изучал философию в колледже иезуитов в Праге, затем теологию в Риме. Ещё до рукоположения в священники в 1665 году папа римский Александр VII назначил Вальдштейна прелатом. После рукоположения Вальдштейн Леопольд I назначил его каноником в Оломоуце, а затем во Вроцлавском соборе. В 1668 году рыцари Ордена крестоносцев с красной звездой избрали Яна Бедржиха Вальдштейна своим Велмистром (Великим магистром).
Епископ и архиепископ
В том же году Вальдштейн в должности епископа возглавил епархию Градец-Кралове, а в 1675 году стал 16-м архиепископом Пражским (официальное вступление в должность состоялось 14 марта 1676 года).
Архиепископ Вальдштейн известен как последовательный проводник политики рекатолизации в Чехии. В 1677 году вышла подготовленная его предшественником Святовацлавская библия (библия на чешском языке), а два года спустя Вальдштейн выпустил соответствующее руководство для священников. В должности архиепископа Вальдштейн поощрял возникновение новых приходов и учреждение новых чешских монастырей. Его ауксилиарий Ян Игнац Длоуговески организовал в Праге дом для ушедших на покой священников.
В период архиепископства Вальдштейна происходит постепенное урезание правительством светских полномочий церкви. В 1688 году церковные суды Чехии были лишены права назначать наказания за религиозные преступления. При Вальдштейне обострился спор о церковной десятине, которую правительство использовало для финансирования военных расходов, а конфликт архиепископа с парламентариями, требовавшими введения прямого налогообложения духовенства, привели к исключению Вальдштейна из чешского парламента в 1693 году.
Ян Бедржих Вальдштейн умер 3 июня 1694 года в Духцове и был погребён в Вальдштейнской капелле Собора Святого Вита в Праге. Архиепископ Вальдштейн известен как щедрый меценат, покровитель художников и архитекторов, а также коллекционер предметов искусства.
Источники
- Bartůněk, Václav Stručné dějiny kollegiátní kapituly a královské kaple Všech svatých na Pražském hradě. Pražský arcibiskup Jan Bedřich Valdštejn. Litoměřice, 1979.
Напишите отзыв о статье "Вальдштейн, Ян Бедржих"
Отрывок, характеризующий Вальдштейн, Ян Бедржих
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
