Disciples II: Dark Prophecy

Disciples II: Dark Prophecy
Разработчик	Strategy First
Издатели	Strategy First (2002) Stardock (2005) Руссобит-М (2002) Акелла (2006)
Локализаторы	Руссобит-М (2002) Акелла (2006)
Дата выпуска	24 января 2002 года
Жанры	TBS, RPG
Возрастной рейтинг	ESRB: Teen (T)
Платформа	Microsoft Windows
Режимы игры	Одиночный, многопользовательский
Носитель	2 Компакт-диска
Системные требования	Минимальные: Windows 95, 98, 2000, XP, Pentium II процессор 233 MГц, 32 MB RAM, 200 MB свободного места на жёстком диске, 4X CD-ROM Совместимый с DirectX 7.1 8 MB видеоадаптер, 16-битная звуковая карта Рекомендованные: Windows 95, 98, 2000, XP, Pentium II процессор 300 MГц, 64 MB RAM, 400 MB свободного места на жёстком диске, 4X CD-ROM, Совместимый с DirectX 7.1 8 MB видеоадаптер, 16-битная звуковая карта
Управление	Клавиатура, мышь

Disciples II: Dark Prophecy (с англ. — «Последователи II: Тёмное пророчество», а также «Disciples II: Канун Рагнарёка») — компьютерная игра в жанре пошаговой стратегии с элементами РПГ Strategy First, выпущенная 24 января 2002 года. Игра является продолжением игры 1999 года Disciples: Sacred Lands.

Игровой процесс

В игре, как и в Disciples: Sacred Lands, действие происходит в вымышленном фэнтезийном мире под названием Невендаар, также называемым «Священными Землями» (англ. Sacred Lands). В центре игры — четыре главные расы этого мира, постоянно враждующие между собой: Империя (англ. The Empire, люди), Горные Кланы (англ. Mountain Clans, гномы), Легионы Проклятых (англ. Legions of the Damned, демоны), Орды Нежити (англ. Undead Hordes, нежить). Игра предоставляет возможность в любом сценарии или кампании выбрать один из четырёх уровней сложности, одного из трёх видов лорда правителя, каждый из который даёт различные бонусы и определяет класс первого героя-лидера.

Игровой процесс включает три основных компонента:

• Улучшение столицы игрока, что даёт доступ к новым войскам и возможностям. Изучение новых заклинаний.
• Использование лидеров-героев, возглавляющих небольшие отряды, для разведки, атаки и захвата территорий.
• Режим боя.

Сохранивший вышеперечисленные основные черты предшественника, геймплей Disciples II существенно усовершенствован.

Города

В отличие от первой части, уровень развития простых городов прорисован только на стратегической карте и не отличается графически по принадлежности к разным расам.

По сравнению с первой игрой серии существенно изменился дизайн столиц и, в меньшей степени, набор зданий — удлинилось большинство ветвей развития, некоторые здания были удалены или изменены.

Войска и система опыта

Система опыта и построения войск подобна таковой в первой игре серии, с некоторыми усовершенствованиями.

Когда боец набирает достаточное количество опыта, он получает новый уровень. Если это возможно, то он поднимается на ступень выше по выбранной ветке развития. Если соответствующего здания нет — боец просто получает с каждым уровнем бонус к здоровью и атаке, десять (до десятого уровня включительно) или пять (после десятого уровня) процентов от их изначального значения.

В системе боя произошло несколько значительных изменений. Наряду с имеющимися в Disciples: Sacred Lands возможностями нанести удар и отступить для каждого персонажа появилась возможность подождать — ход персонажа переносится в конец списка очерёдности для данного раунда, и защититься — пропустить ход в обмен на определённое количество единиц брони. Эти новые варианты действия заменили старую возможность пропустить ход. Также убрана возможность сдаться, потеряв отряд вместе с героем, но лишив противника возможности получить очки опыта за победу.

Классификация умений и героев

Как и в первой игре серии, в начале кампании игрок должен выбрать свой класс и портрет полководца. Бойцы игрока-военачальника восстанавливают пятнадцать дополнительных процентов здоровья каждый игровой день (итого — двадцать). Игрок-маг может использовать одно и то же заклинание дважды в ход, тратит вдвое меньшее количество маны на его изучение и ему доступны заклинания пятого уровня. У мастера гильдий воров — воры имеют больше возможностей, а улучшение городов возможно за половину цены.

В отличие от Disciples: Sacred Lands, где каждый герой может использовать только два предмета одновременно, в Disciples II у героя существуют ячейки для знамени, магической книги, волшебных сапог, два слота для артефактов, а также две слота для предметов, использующихся непосредственно в бою. Для использования большинства предметов необходимо изучить соответствующее умение при повышении уровня.

Герои по-прежнему разделяются на типы, в зависимости от применения: воин, маг, разведчик, носитель жезлов и вор. Воин — боец ближнего боя, изначально обладает знанием применения артефактов; маг способен бить по площади, умеет использовать магические сферы, посохи и свитки; разведчик — лучник (кроме нежити), быстрее передвигается и изначально способен использовать магические сапоги. Носители жезлов и воры сохранили особенности таковых в первой игре серии.

Магия

Система заклинаний аналогична предыдущей игре серии, набор заклинаний остался практически тем же, с небольшими исключениями. Значительно изменилась анимация всех заклинаний.

Заклинания по-прежнему можно использовать только на стратегической карте. Существуют те же четыре типа маны: мана жизни, рун, смерти и ада, что соответствует четырём игровым расам; изображения источников маны также были перерисованы. Как и прежде, заклинания низкого уровня расходуют только «свою» ману, но более сложные требуют комбинации вплоть до всех четырёх видов маны. За ход можно изучить одно заклинание, и по одному разу использовать уже выученные заклинания.

Магические свитки и посохи, которые может использовать любой герой с соответствующим умением — дополнительный ресурс тех же заклинаний, не зависящий от книги заклинаний игрока. В отличие от посохов, свитки одноразовые и не требуют затрат маны.

Импорт/Экспорт

В течение кампании игрок может переносить одного из героев и пять предметов (в Disciples: Sacred Lands было возможно перенесение трёх предметов) в следующее задание. В любой момент героя можно «экспортировать» (сохранить его данные в файл) для использования в отдельных сценариях и мультиплеере.

Прочие особенности

Значительно усовершенствована 2D-графика.

По сравнению с предыдущей игрой серии, улучшен искусственный интеллект противников — в Disciples II они способны оценивать свои шансы против героев игрока и отступать при явном преимуществе последнего. Также изменено поведение нейтральных отрядов на стратегической карте — при чрезмерном приближении к ним противника они могут атаковать сами.

Значительно усовершенствовано сюжетное наполнение кампаний. Кроме основного сюжета и реплик при взятии городов, имеющихся и в прошлой игре, почти в каждую миссию добавлены дополнительные задания и развернутые диалоги союзников и противников.

Стало возможным провести бой в автоматическом режиме. Также появилась кнопка расчёта исхода боя, позволяющего быстро закончить схватку.

Также появилась возможность изменять разрешение игры с 800×600 до 1024×768 или 1280×1024.

Сюжет

Сюжет игры состоит из четырёх кампаний (за каждую расу), по семь миссий в каждой. В отличие от первой части, сюжеты кампаний частично взаимоисключающие, хотя общая канва в них сохранена. Сюжет в целом продолжает историю Disciples: Sacred Lands. Примечательно, что имена Императора людей (Демосфена), и его наследника (Утера) впервые упоминаются в Disciples II, хотя эти персоналии играют важную роль в сюжете первой игры серии.

Предыстория

События предыдущей игры серии, Disciples: Sacred Lands, называются Первой Великой войной. Disciples II начинается через десять лет после завершения этой войны. Бетрезен умирает, Горные Кланы разобщены и ждут конца света, Империя терпит кризис — император Демосфен не занимается государственными делами, так как не может пережить потерю жены и сына Утера.

Империя

Со времен Первой Великой войны союз с гномами так и не восстановлен, император Демосфен отошёл от дел — и Империей фактически стал управлять аристократ Юбер де Лейли, из-за чего государство пришло в хаос и оказалось на пороге гражданской войны. Во множестве распространились тёмные секты и разнообразные пророчества, в том числе, и о пришествии спасителя Империи.

Глава одной из сект, Эрхог Тёмная, пыталась отравить императора, и, хотя её планы провалились, а она была убита, Юбер де Лейли, воспользовавшись моментом, предложил себя в качестве правителя Империи, и многие аристократы перешли на его сторону. Император решил заручиться поддержкой гномов, и в качестве жеста доброй воли приказал освободить из плена нежити дипломата Горных Кланов Слукарижжа Тёмного Камня. После его освобождения верховный король гномов Морок Небохранитель заключил с Империей союз. Вдруг начинают появляться слухи о возвращении наследника Империи Утера, пропавшего десять лет назад в Первую Великую войну.

Тем временем Юбер де Лейли идет на открытое противостояние Империи, желая взять власть силой. Слухи о возвращении Утера оказываются верными — мальчик, сопровождаемый отрядами гномов, добрался до земель Империи. Несмотря на предательство очередного аристократа, Филиппа д’Агинкура из города Финдар, Империи удается убить Юбера де Лейли, и Демосфен воссоединяется с сыном. Для своего возраста Утер невероятно силен и мудр, и отец поручает ему погасить восстания в южных городах. Внезапно Горные Кланы разрывают недавно заключённый союз. Морок Небохранитель повредился умом и приказал убить Утера. Смерти наследника ищут также пробудившаяся нежить и демоны Легионов Проклятых. Утер избегает всех опасностей и неожиданно жестоко расправляется с мятежниками. Он нисколько не жалеет о расторжении союза с гномами и презрительно смеётся над «полулюдьми».

Тем временем пробудившаяся нежить атакует земли эльфов. Памятуя о долгой истории добрососедских отношений, Демосфен посылает эльфам на помощь свои войска. Эльфы с благодарностью принимают поддержку людей.

Демосфен, чувствуя приближение смерти, решает короновать Утера. Но тот презрительно отказывается от короны, убивает своего отца и исчезает, призвав нескольких демонов. Командование Империи решает убить предателя-принца. Но, убив наследника, люди лишь освободили от физической оболочки огромного демона, желающего уничтожить цивилизации людей, эльфов и гномов. Принцесса гномов, Яата’Халли, решает возобновить союз с людьми, чтобы Горные Кланы и Империя смогли вместе противостоять Легионам Проклятых, которые, в свою очередь, заручились поддержкой нежити. Утер-демон с помощью подвластных ему демонов и военных уловок пытается разгромить войска Империи, но те, объединившись с Горными Кланами и при поддержке эльфов, уничтожают и это его воплощение.

Империя остается без Императора и без наследника престола.

Орды Нежити

Отомстившая за гибель своего мужа Галлеана, богиня Мортис десять лет искала средство возродить своего супруга. Появление Утера дало ей надежду воскресить бога эльфов — его кровь была необходима богине для обряда воскрешения. По слухам, Утер был заточен в рудниках Тиммории на территории земель гномов. С помощью разбойничьей шайки «Призрачных волков», подчиняющейся Юберу де Лейли, воины Мортис захватили библиотеку, в которой нашли карты Тиммории. Отправившись туда, они действительно обнаружили Утера, охраняемого демонами.

Убив юное воплощение Бетрезена, Орды получили его кровь. Тем временем, Мортис узнала, что для переговоров с Империей отправился в путь дипломат Горных Кланов Слукарижж Тёмный Камень. Допускать союз двух государств было опасно, поэтому нежить получила приказ убить посла. Тем не менее, убийство дипломата гномов вызвало военный ответ Империи. Люди и гномы все равно заключили союз. Перед Ордами Нежити встала задача захватить стратегически важный город Гуннерию. Несмотря на предательство разбойников из «Призрачных Волков», ранее всегда помогавших нежити, Орды захватили Гуннерию.

Воскресить Галлеана можно было только на священных землях эльфов, но Орды Нежити неожиданно столкнулись с ещё одним противником — Костяным лордом, бывшим слугой Мортис, который стал оспаривать единоличную власть тёмной богини над нежитью. Костяной лорд вступил в союз с Юбером де Лали и его «Призрачными волками», а также с некромантом Эрхог Тёмной. В своих поисках башни Костяного лорда Орды Нежити захватили драгоценный артефакт — глаз Дорагона. Во время поисков к Мортис, как к Солониэль, создательнице своей расы, обратилась с просьбой защитить свою дочь морская королева Тиллигиллаш. В благодарность за исполнение свой просьбы она помогла нежити одолеть Костяного лорда.

Захватив доспех Костяного лорда и вновь поставив его на службу Мортис, Нежить двинулась в священные земли эльфов, чтобы с помощью крови Утера воскресить Галлеана. Несмотря на то, что Горные Кланы заключили союз с варварами, войска Орд сумели пройти сквозь их земли к территории эльфов. Справившись с драконами при помощи глаза Дорагона, нежить вступила на земли эльфов. Те, предупреждённые пророком, уже привели в готовность свои войска. Мортис приказала своим войскам убить правительницу эльфов, королеву Таладриэль. На помощь эльфам пришли войска Империи и Горных Кланов.

Нежить пыталась убедить эльфов не препятствовать Мортис, так как стремление воскресить Галлеана должно было бы быть свойственно и их народу. Но эльфы, подозревая обман, отказались от переговоров. Выяснилось, что многие эльфы не знают и того, что богиня нежити Мортис — и есть эльфийская богиня Солониэль. Несмотря на сопротивление эльфов, объединившихся с Империей и на поддержку драконов, повинующихся Таладриэль, Орды убили королеву эльфов.

Мортис воскресила Галлеана на священной земле, но тот, не сказав ей ни слова, исчез, оставив её в ужасе и горе — он не смог принять то, чем она стала, и не простил зла, что она причинила живущим на Невендааре.

Горные Кланы

Со времен Первой Великой войны пять из двенадцати кланов гномов пришли в упадок, и священные руны, отданные им на хранение, были утеряны. Новый король гномов, Морок Небохранитель, приказал отыскать три из потерянных рун. Во время поисков рун Мороку донесли страшную весть — его сын Гимнер, посланный с миссией закрыть врата в Преисподнюю, погиб, оказавшись между двух армий — Орд Нежити и Легионов Проклятых. Руна Скади, которая была у принца гномов, досталась демонам. Хотя, по сведениям, Гимнер успел запечатать Врата, Бетрезен все же проник на Невендаар. Гномы отыскали руны трёх потерянных кланов и руну Скади.

После обретения четырёх рун Горные Кланы получили призыв о помощи от Империи. Юбер де Лали захватил несколько Имперских городов и императору пришлось бежать. Морок Небохранитель согласился послать свои войска для подавления мятежа. Когда войска гномов преодолевали горы, им встретился юноша-человек, назвавшийся Утером, и попросивший провести его к его отцу, императору Демосфену. Тут же им встретился Дикий великан, живущий в городе, ранее принадлежавшем Горным Кланам. Он вручил гномам очередную руну и предложил снова занять город, а сам перешёл под их командование.

После подавления мятежей в городах Империи гномы провели Утера к его отцу, и тот отблагодарил Кланы за возвращение его пропавшего сына. Но верховный король гномов Морок так и не смирился с гибелью своего сына, Гимнера, и задумал вернуть его с помощью руны Фригги. Хотя мудрецы кланов были против проведения подобного обряда, Морок настаивал на его проведении.

В скором времени Морок объявил, что Утер — не тот, за кого себя выдает и что он опасен. Морок немедленно разорвал союз с Империей и даже приказал убивать послов государства людей. По приказу Морока гномы провели попытку воскрешения Гимнера, но по какой-то причине из гроба восстал лишь полутруп, способный лишь умолять убить его. Посланная Вотаном валькирия забрала несчастного принца и сказала, что руны потеряли значительную часть своей силы. Морок, узнав о том, что сталось с его сыном, повредился умом и набросился на окружающих его соплеменников. Дочери Морока, принцессе Яата’Халли, пришлось приказать убить безумного отца. Она возглавила гномов и первым делом решила продолжить объединение Кланов и вновь восстановить союз с человеческой Империей.

Защищая один из своих городов от демонов, гномы обнаружили, что городу угрожает также какой-то маг-человек с сильным войском. Убив его и освободив от людей древние руины, Кланы обрели последнюю утерянную руну. Хранители мудрости стали уговаривать королеву почтить Вотана обрядом, не проводившимся уже десять лет, но Яата’Халли, озабоченная экспансией демонов и нежити, приказала отложить обряд. В скором времени Кланам явилась валькирия и оставила им свиток, написанный самим Вотаном — в свитке говорилось, что бог гномов теряет силы и что обряд нужно провести как можно скорее. Остановив экспанисию Легионов Проклятых и Орд Нежити, королева приказала двигаться к священным землям, чтобы провести обряд.

Неожиданно на пути Кланов встало препятствие в лице мага Юджина, решившего использовать силу рун для своих целей и подчинившего себе орды кентавров. Победив Юджина, войска гномов добрались до священных земель и успешно провели обряд. Валькирии Вотана заверили Кланы, что надежда на спасение у них есть. Но, тем не менее, предсказанный конец света наступал, началась пора стихийных бедствий. Гномы устремились в твердыню Морока, под защиту рун, и не было вестей только от клана Айронхилл. Яата’Халли отправила туда своих гонцов, но оказалось, что город сжег ужасный дракон Нидхегг. Явившаяся гномам валькирия сказала, что на змея наложено заклятие, не дающее ему убивать гномов и дальше, но нужно совершить паломничество к могиле предка гномов Гела, чтобы спастись от чудовища.

Совершив это и другие паломничества к могилам древних героев, Кланы обрели благословение Вотана и с его помощью убили змея, тем самым предотвратив предсказанный конец света. Яата’Халли была официально коронована.

Легионы Проклятых

Со времен Первой Великой войны Бетрезен не мог освободиться из преисподней, заключённый магией рун Горных Кланов. Принц гномов Гимнер Небохранитель был послан к вратам в Преисподнюю с миссией обновить печать на них, и Легионы, чтобы не допустить этого, должны были убить Гимнера. Убив принца Горных Кланов, демоны увидели, что из Врат Преисподней вышел отрок в лохмотьях. Они узнали в нём Бетрезена, вселившегося в тело наследника Империи, Утера.

В этот момент явились Орды Нежити и напали на Бетрезена, чтобы получить его божественную кровь. Утеру необходимо было скрыться от слуг Мортис в северных землях. Спасшись от угрозы со стороны нежити, он решает подчинить своей воле Юбера де Лали, обладающего большой властью в Империи. Многие люди, узнавая Утера, переходили на сторону Легионов. Юбер де Лали с радостью заключил союз с демонами, чтобы внести в Империю хаос и прийти к власти.

Тем временем Бетрезен приказал Легионам Проклятых найти место заточения могущественного демона Астарота, чтобы тот воссоединился с войском демонов. Получив такого могучего союзника, Утер приказал Легионам захватить три стратегически важных города. Но внезапно у ворот столицы объявилась ониксовая горгулья и запретила демонам нападать на земли Империи и Горных Кланов от имени Бетрезена. Демоны были удивлены, так как они знали, что Бетрезен с ними — и тот приказал убить изменницу-горгулью.

К демонам также обращалась нежить, требующая отдать им Утера, и члены странной секты — оккультисты. Вскоре Астарот предал демонов и стал поступать по своей воле. Несмотря на сопротивление Кланов и Империи, а также диких великанов, Легионы захватили северные земли. После захвата трёх городов Утер решил расправиться с Ордами Нежити. Однако, когда Легионы приготовили ловушку для войск Мортис, оказалось, что никакой нежити нет и в помине. Утер, к которому демоны обратились с вопросом, сказал, что он на самом деле — не Бетрезен, и что он намеревается расправиться с верными настоящему повелителю ада демонами с помощью перешедшего на его сторону Астарота. Легионы разделились. Верные настоящему Бетрезену демоны должны были убить Астарота, чтобы избежать гибели и спасти своего повелителя. Проводя кампанию, демоны оказали помощь обратившимся к ним оркам.

Астарот, будучи побежденным, сбежал от Легионов к Утеру. Оказалось, что обряд воплощения Бетрезена в тело Утера, проведённый десять лет назад, частично удался. Наследник Империи получил часть силы и разума Бетрезена, но остался самостоятельной личностью. Вскоре адские жрецы увидели вещий сон — сила их повелителя все больше уходила к Утеру. Чтобы Бетрезен мог жить, Легионам нужно было убить Утера и защитить Адские врата, через которую Бетрезен мог говорить со своими жрецами. Когда демоны продвигались к укреплениям Империи, где пребывал Утер, им предложили помощь зеленокожие, вернее, их король — чёрный дракон Гаркенаш. Предложили свою помощь и Горные Кланы.

Когда Утер наконец-то был убит, Бетрезен освободился от его власти, но остался заточённым в своей огненной темнице.

Переиздания и локализация

В России была локализована компанией «Руссобит-М» в 2002 году как Disciples II: Канун Рагнарёка и выпущена отдельным диском и в составе сборника Disciples II: Летопись Вселенной. В этой локализации были полностью переведены тексты, а также дублированы голоса всех героев, кроме стандартных персонажей Легионов Проклятых, изъясняющихся в оригинале на искаженной латыни. Тем не менее, в переводе есть существенные недостатки, например, перевод имени одной и той же персоналии неодинаков в разных игровых текстах или в тексте и озвучке.

В 2005 году игра была переиздана компанией Stardock в составе сборника Disciples II: Gold Edition, куда, кроме неё, вошли все три изданных аддона.

В 2006 году локализована компанией «Акелла» и выпущена в составе трёх сборников: Disciples Gold, Disciples World и Disciples II: Rise of the Elves Gold. В изданиях Disciples Gold и Disciples World игра устанавливается только вместе с аддоном Disciples II: Gallean’s Return. В изданиях от «Акелла» оставлена оригинальная озвучка героев, а все ролики и тексты переведены на русский. Вместе с игрой устанавливается подробное руководство пользователя на русском языке.

Аддоны

• Disciples II: Gallean’s Return — объединение двух аддонов к Disciples II:
  • Disciples II: Servants of the Dark — аддон к Disciples II, добавляющий две кампании из трёх миссий за фракции демонов и нежити.
  • Disciples II: Guardians of the Light — аддон к Disciples II, добавляющий две кампании из трёх миссий за фракции людей и гномов.
• Disciples II: Rise of the Elves — последний аддон к Disciples II, добавляющий новую игровую кампанию с новой фракцией — Альянс Эльфов.
  • Disciples II: Rise of the Elves Gold — переиздание с дополнительной миникампанией.

См. также

• Disciples

Ссылки

• [www.alldisciples.ru/ Официальный фан-сайт игры]
• [archives.dtf.ru/index.php?type=id&publ_id=48808 Интервью с продюсером серии Disciples]

Отрывок, характеризующий Disciples II: Dark Prophecy

Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.