Manchester et Liverpool
«Manchester et Liverpool» (с фр. — «Манчестер и Ливерпуль») — песня, получившая известность в исполнении французской певицы Мари Лафоре. Мелодия будущей песни была написана французским композитором Андре Поппом[fr] в 1966 году и записана оркестром Франка Пурселя. В том же 1966 году поэт-песенник Эдди Марне[fr] написал слова, и песня была исполнена Мари Лафоре, а также испанской певицей Жанетт (Jeanette).
В СССР и России
В Советском Союзе и России была известна прежде всего мелодия этой песни — она в исполнении оркестра под управлением Ф. Пурселя на протяжении длительного времени звучала фоном прогноза погоды в телепрограммах «Время» (1968—1981, 1994—1995, 1996—2003) и «Новости Первого канала» (1994—1995, 1996—2003), а с 2015 года используется в том же качестве в новостях ОТР. Предпринимались и попытки создания русского текста: известны переводы Александра Глезера («На дорогах мокрый снег, надежды белый парус смят волной…» в исполнении Аллы Иошпе) и Роберта Рождественского («Я прошу тебя простить…», с которым песню исполняли, в частности, Муслим Магомаев и Лев Лещенко с Алёной Свиридовой). По признанию пианиста Дениса Мацуева, с этой песни началось его увлечение музыкой[1]. Юрий Визбор написал на мелодию «Манчестер и Ливерпуль» свою песню — «Вот и снова пал туман на полосу аэродрома…», которую неоднократно исполнял на концертах.
Факты
- В советском фильме-спектакле «Бенефис Ларисы Голубкиной» (1975) при исполнении песни Пола Маккартни «Mrs Vandebilt» в версии ВИА «Весёлые ребята» показывалось табло аэропорта с надписью: «Погода на сегодня: Манчестер +26. Ливерпуль –4. Жара. На дорогах гололёд»[2] (ср. в переводе А. Глезера: «на дорогах мокрый снег»).
Напишите отзыв о статье "Manchester et Liverpool"
Примечания
Это заготовка статьи о песне. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Manchester et Liverpool
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.