Лоскутное шитьё

Лоскутное шитьё, лоскутная техника, лоскутная мозаика, текстильная мозаика (также пэчворк, от англ. patchwork — «одеяло, покрывало, изделие из разноцветных лоскутов») — вид рукоделия, в котором по принципу мозаики сшивается цельное изделие из кусочков ткани (лоскутков). В процессе работы создаётся полотно с новым цветовым решением, узором, иногда фактурой. Современные мастера выполняют также в технике лоскутного шитья объёмно-пространственные композиции. Все швы стачивания в лоскутном полотне находятся на его изнаночной стороне. В России давно используется лоскутная техника, в частности для изготовления стёганых изделий (лоскутных одеял) и других изделий .

История

Сборка полотна из лоскутов, аппликация из ткани, стёганые изделия издавна существовали независимо друг от друга у многих народов мира. Вероятно, везде, где человек работал с тканью, возникала необходимость использовать обрезки и выпады кроя, и лоскутное шитьё появлялось в том или ином виде. Известен египетский орнамент, созданный из кусочков газельей кожи около 980 года до н. э., в одном из музеев Токио экспонируется сшитый примерно в то же время костюм с украшениями из лоскутов. В 1920 году в Пещере тысячи Будд был найден ковёр, собранный приблизительно в IX веке из множества кусочков одежд паломников.

Англия

В XVI веке в Англию начали поступать красочные ткани разнообразных узоров из индийского хлопка. Одеяло, декорированное вышивкой или набойкой, считалось модным украшением домашнего интерьера. Шитьё из лоскутов появилось в результате дефицита ситца, возникшего из-за запрета продажи в Англии индийских тканей в 1712 году. Таким образом правительство намеревалось сохранить отечественные мануфактуры, на которых производились шерстяные и шёлковые ткани. Ситец попадал в Англию контрабандными путями и его цена резко выросла. Обрезки, оставшиеся после кроя одежды из ситца, не выбрасывали, а использовали для создания других изделий. Крупными фрагментами декорировались шерстяные либо льняные ткани в технике аппликации. Самые мелкие остатки сшивались друг с другом, образуя единое полотно.

Северная Америка

В Новый Свет стёганое полотно попало вместе с переселенцами в 20-х годах XVII века. Из-за нехватки тканей починка стёганых одеял производилась с помощью кусков из старой одежды. Дальнейший дефицит тканей закрепил традицию изготавливать стёганые изделия из лоскутов. Они с течением времени усложнялись, каждая мастерица старалась создать квилт со своим особенным узором и комбинацией цветов. Обыкновенно американские хозяйки шили верхнюю часть квилта зимой. На простёжку квилта собирались весной все соседки, по вечерам, после работы, к ним присоединялись мужчины. Практически все американские квилты, созданные до 1750 года, изготовлены в технике пэчворка. С течением времени сформировались традиционные блоки узоров лоскутного шитья. Названия многих из них связаны с реалиями повседневной жизни («Зуб пилы», «Медвежья лапа», «Корзинка для штопки»); местностью, в которой этот узор был придуман («Звезда Огайо и Техаса»); ассоциациями с историями из Библии («Лестница Иакова»). Позднее (до 1850 года) стала популярна аппликация. Сохранилось очень мало старинных одеял в технике пэчворка, так как они были предметами повседневного обихода в то время, как квилты с аппликацией предназначались для особых случаев. На Всемирной выставке 1876 года в Филадельфии экспонировались английские работы в новой технике: крейзи (англ. crazy, безумный, известна также под названиями «Спираль», «Карусель», «Роза») из шёлковых тканей, дополненные вышивкой. Техника крейзи позволяла создавать композиции из лоскутков роскошных тканей (парчи, бархата, шёлка) любой формы, расцветки и рисунков, собранных произвольно. Швы, соединяющие лоскуты, украшались разнообразной вышивкой, сами изделия могли дополняться аппликациями и рисунками на ткани. Новый вид рукоделия в 1879 году описал иллюстрированный журнал «Петерсон». Это направление в пэчворке получило название «расшитый квилт» или «японский шёлк» (из-за широкого использования восточных мотивов). Изделия предназначались лишь для украшения, так как лоскутки скреплялись небольшим количеством швов без простёжки, края были декорированы бахромой, кистями, помпонами, кружевом, а прокладка давала усадку, что не позволяло стирать их. Более утилитарные вещи создавались в религиозных кружках рукоделия, где в полотно в стиле крейзи добавляли практичные материалы: шерстяные и хлопковые ткани. Новая техника породила целое направление в американской торговле, предлагающее всем желающим готовые наборы, рисунки вышивок и расписанные вручную блоки шёлка для изготовления пэчворка. К 10-м годам XX века популярность крейзи идёт на убыль, уступая место обычным видам лоскутного шитья. Модные веяния не коснулись некоторых религиозных общин, оставшихся верными приёмам шитья, выработанным годами: только традиционные узоры и одноцветные ткани используют и сегодня мастера квилта из сект амишей и менонитов. В 70-х годах XX века в Америке интерес к пэчворку возродился. Стали популярны квилт-клубы, специализированные магазины предлагают покупателю все необходимые материалы для этого вида декоративно-прикладного искусства, широкий ассортимент тематических книг и журналов. В 1971 году Ив Сен-Лоран создал модель, декорированную лоскутным шитьём, предвосхитив новое направление в моде — увлечение фольклорным романтизмом.

Россия

На Руси издавна было распространено бережливое отношение к ткани, как произведённой дома (до XVIII века в основном в стране использовалось домотканое полотно), так и покупной. «Домострой» содержит подробные инструкции кроя платья, сортировки и сохранения обрезков и починки готовой одежды. Известно, что в XVII веке в среде старообрядцев использовались лоскутные коврики, называемые «подручниками». Рисунок этих ковриков символически изображал девять ангельских чинов.

Шитьё из лоскутов получило широкое распространение во второй половине XIX века с появлением в продаже заграничного ситца. В отличие от домотканых полотен, ширина которых была около 40 см, ткани фабричного производства имели ширину 75—80 см, и при раскрое из них одежды образовывалось большое количество обрезков. Аппликация появилась позднее: так как английские ситцы в России были дороги, считалось неуместным закрывать одну ткань другой. Своего пика лоскутное шитьё достигло в конце века, когда было налажено производство дешёвых хлопчатобумажных набивных тканей и появились швейные машины. В основном вещи (большей частью лоскутные одеяла), создаваемые в крестьянской среде, несли исключительно практическую функцию — защищали от холода. На их изготовление шли преимущественно лоскуты ношеной одежды, они были неправильной формы и соединялись случайным образом. Однако параллельно существовала традиция шитья одеял к свадьбе и рождению ребёнка. Эти изделия соединяли в себе функции утилитарную и декоративную. Форма лоскута (полоска, квадрат, треугольник) определялась формой выпада, образовывавшегося при раскрое прямого русского костюма. В конце XIX — начале XX века лоскутное шитьё в народном костюме заменяло сложные в исполнении кружево, вышивки, тканые элементы. В приёмы сборки полотна, цветовое решение изделий всегда привносились художественные предпочтения местных жителей. Были созданы оригинальные техники объемного лоскутного шитья: «ляпаками» (или «ляпачиха»: необработанные разноцветные полоски, нашитые на основу, название каргопольских свадебных одеял, сотканных из небольших лоскутов), «уголками» (ткань сворачивалась углом и настрачивалась на основу), «махрами», «розанами» («кругляки» или за пределами России — «йо-йо» — квадратные либо круглые лоскуты стягивались по намётке, выполненной по окружности, полученные объёмные детали нашивались на основу в один слой или накладывались друг на друга). Наряду с ковриками из уголков были распространены коврики из шнуров-косичек, сплетённых из скрученной ткани, которые выкладывались по кругу и сшивались.

Для традиционного русского лоскутного шитья характерна ручная сборка без использования основы, соединение лоскутов внахлёст, использование разных по размеру деталей.

В начале XX века лоскутное шитьё вместе с коллажем привлекло внимание художников-авангардистов и футуристов, занимавшихся поиском новых средств выражения. После революции этот вид шитья не вошёл в перечень поддерживаемых государством видов декоративно-прикладных искусств. Позднее лоскутное шитьё стало признаком нищеты, напоминанием о периодах войн и разрухи, пережитых страной. Интерес к этому виду декоративно-прикладного искусства возродился в 90-х годах XX века, тогда же началось и его изучение. Оно стало не только распространённым хобби, но и самостоятельным жанром декоративного искусства. В России каждые два года (с 1997) проходит фестиваль «Лоскутная мозаика России», где демонстрируются произведения мастеров.

Материалы и инструменты

Один из наиболее сложных моментов в технике лоскутного шитья — достижение гармоничного, взвешенного цветового решения произведения. Для преодоления этой трудности некоторые начинающие мастера используют цветовой круг. В настоящее время существуют специализированные компьютерные программы, позволяющие рассчитать гамму будущего изделия.

Инструменты

Ткань разрезается ножницами либо резаком-колёсиком на специальной подкладке (коврике) с разметкой, последний вариант удобен и обеспечивает бо́льшую точность кроя. Универсальная линейка с нанесёнными линиями, размерами и отметками для выполнения различных углов даёт возможность сделать раскрой ткани без предварительно заготовленных шаблонов.

Ткани

Подготовка

Наиболее широко применяемые в лоскутном шитье ткани — хлопчатобумажные. Они дёшевы, легки в крое, не скользят при шитье, держат заложенные вручную складки и являются идеальным материалом для начинающих. Недостатки хлопчатобумажных тканей — линька и усадка при стирке. Лён лёгок в шитье, меньше садится, прочен, это популярный материал для подкладок или фона. Льняные ткани сильно мнутся и трудно гладятся. Шёлк благодаря своей деликатной фактуре, естественному блеску, яркости красок смотрится в изделиях очень выигрышно. Однако он даёт сильную усадку при стирке и воздействии высоких температур, сложен в раскрое и шитье, края срезов осыпаются. Редко в сборке лоскутного полотна используется шерсть, тем не менее обладающая рядом достоинств: гигроскопичная, тёплая ткань подходит для изготовления покрывал, подушек, одежды. Края толстых шерстяных тканей не осыпаются, изделия из шерсти отлично держат форму. Кусочки шерсти можно соединять встык при помощи машинного шва «зигзаг». Искусственные и смесовые ткани выглядят нарядно, они не мнутся и отлично стираются, однако способны накапливать влагу. Вискозные ткани сложны в шитье: из-за подвижной структуры полотно скользит, к тому же сильно мнётся и даёт усадку при стирке, вискозу обязательно надо крахмалить. Интересно смотрятся в изделиях ткани (хлопок, шёлк, лён), расписанные или окрашенные вручную.

Если изделие предполагается использовать в быту, необходимо произвести декатировку ткани — намочить (выстирать без использования моющих средств), а затем высушить и отгладить. Если же шитьё будет изготовлено только из новой ткани и его предполагается хранить в месте, защищённом от пыли (например, под стеклом), декатировку можно не делать, сохранив фабричную пропитку и первоначальную яркость красок. Перед работой, во избежание перекоса тканей, срезаются все кромки. Не рекомендуется рвать ткань, это приведёт к распусканию краёв уже в готовом изделии, так как внутренние швы при лоскутном шитье не обмётываются.

Раскрой

Залогом успеха в сборке лоскутного полотна является высокая точность кроя. Раскрой ведётся при помощи шаблонов, представляющих собой простейшие геометрические фигуры, из картона с намеченными линиями обреза и шва или прозрачного пластика: они позволяют видеть рисунок. В продаже бывают металлические шаблоны для пэчворка с прорезями для разметки линии стачивания. На швы прибавляется от 5 мм (хлопчатобумажные ткани) до 1 и более см (ткани, легко осыпающиеся). При раскладке шаблонов на ткани учитывается направление долевой нити. У четырёхугольных деталей долевая должна совпадать с одной из сторон, у треугольников, шестиугольников — быть перпендикулярной основанию.

Сборка полотна

Сборка полотна в пэчворке проходит от мелких деталей к более крупным. При последовательном стачивании деталей создаются блоки узоров, из которых и сшивается изделие. Пэчворк можно шить вручную или на машине. Для ручной сборки на изнаночной стороне ткани с помощью шаблона размечается деталь, две детали, сложенные лицевыми сторонами с совмещением линий разметки, смётываются или скалываются булавками и сшиваются мелким намёточным швом. Нить аккуратно закрепляется в начале и конце линии шва. При стачивании шва на швейной машине после того, как прошиты две детали, без обреза нити, переходят к соединению последующих пар деталей (так называемое шитьё «флажком», «цепочкой»). Когда шитьё закончено, нити полученной цепочки разрезаются. Ещё один вид сборки — ручной, с использованием ткани, натянутой на картонный шаблон, применяется для блоков типа «Бабушкин сад». На заготовки из картона (при сборке «Бабушкиного сада» используются шестиугольники) натягиваются и скрепляются несколькими стежками лоскуты, выкроенные с учётом припусков на швы. Заготовки с тканью складываются лицевыми сторонами внутрь и сшиваются вручную потайным швом.

Одним из простых и быстрых способов сборки полотна является шитьё полосами. Полосы ткани выкраиваются по долевой нити с помощью шаблона и последовательно пристрачиваются на основе. В качестве основы используется хлопчатобумажная или льняная ткань, бумага (удаляется после шитья), флизелин. Чтобы избежать перекоса полотна полосы сшивают, каждый раз меняя направление (например, первая и вторая — сверху вниз, вторая и третья — снизу вверх и так далее). Припуски швов заглаживаются, если возможно, на сторону более тёмной ткани. Заутюживание швов в одну сторону добавляет прочности изделию. На сборке полотна полосами основана техника bargello: сшитые полосы разрезаются в поперечном направлении, а затем снова собираются в полотно со смещением. Такой приём при использовании гармонично подобранных тканей разных оттенков одного цвета, оттеняемых контрастными, создаёт эффект плавного перехода, «растяжки» или «раската» цвета.

Для облегчения и ускорения процесса сборки выпускается неклеевой флизелин для пэчворка с размеченной сеткой геометрических фигур (квадратов или треугольников).

При сборке блоков с закруглёнными деталями («Обручальное кольцо», «Путь пьяницы», «Время и энергия») на соединяемых частях кромки присобираются, определяются и скалываются средние точки, совмещаются их углы. Деталь с выемкой аккуратно припосаживается и соединяется булавками с деталью с выпуклым срезом. При стачивании на машине деталь с выпуклым срезом располагается сверху.

При сборке «Витраж» фрагменты лоскутного полотна пришиваются встык, швы маскируются тесьмой, лентой, узкими полосами ткани. В классическом варианте этой сборки контуры фигур обрамляются материалом, контрастным по отношению к основному изображению.

Образцы лоскутного шитья

• Quilt.jpg
• N2 midnight sun.jpg
• LYS10Patchwork-quilt.JPG
• Quilt03.jpg
• RiaKeel.jpg

Литература

• Зайцева О. Лоскутное шитье: Практическое руководство. — М.; СПб: АСТ; Астрель-СПб, 2007. — ISBN 978-5-972-51052-8.
• Иванова Ю. Игра в лоскуты Веры Щербаковой. — Тверь: Культура и традиции, 2007. — ISBN 5-864-44126-0.
• Нагель О. Художественное лоскутное шитье: Основы лоскутного шитья и традиции народного текстильного лоскута: Учебно-методическое пособие для учителя. — М.: Шк.-Пресс, 2000. — 95 с. — (Библиотека журнала «Школа и производство»). — ISBN 5-88527-268-9.
• Штауб-Вахсмут Б. Пэчворк и квилт. Лоскутное шитьё. — Профиздат, 2007. — ISBN 978-5-255-01535-1.
• Исторический обзор // Золушка шьёт. — 2004. — № 48. Специальный выпуск. Сентябрь.

Ссылки

• [useinov.sk.uz/patchwork.html Патчворк]
• [www.nkj.ru/archive/articles/10341/ И. Муханова. Шитьё из лоскутков. Журнал «Наука и жизнь» № 2, 1998]

Отрывок, характеризующий Лоскутное шитьё

– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.