Авнер, Элимелех
| Элимелех Авнер | |
| ивр. אלימלך אבנר | |
| Имя при рождении: |
Элимелех Зеликович |
|---|---|
| Род деятельности: |
военачальник |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
24 февраля 1957 (59 лет) |
| Место смерти: | |
Элимелех Авнер (урождённый Элимелех Зеликович, 23 сентября 1897, Лида — 24 февраля 1957, Израиль) — израильский военачальник, один из первых командиров боевой организации «Хагана». Генерал Армии обороны Израиля.
Содержание
Биография
Родился в Лиде в семье торговца Якова Мордехая Зеликовича и Леи Липник. Учился в хедере и иешиве Лиды. В 1913 году эмигрировал в Эрец-Исраэль и продолжил свою учёбу в гимназии «Герцлия». Мобилизован в турецкую армию, окончил офицерские курсы в Стамбуле, после чего командовал ротой на Македонском фронте, затем участвовал в обороне Газы. После прорыва линии Газа-Беэр-Шева британскими войсками дезертировал из турецкой армии и некоторое время пробыл сельскохозяйственным рабочим в кибуце Рухама. В 1918 году вступил добровольцем в Еврейский легион Британской армии, где прослужил 2 года, дослужившись до звания сержанта.
До 1923 года был членом кибуца Беэр-Товья, затем до 1926 года работал на опытной сельскохозяйственной станции в Бен-Шемене; в 1926—1929 годах член кибуца Гева, с 1929 по 1931 год член администрации Детской деревни в районе Афулы. В 1924 году женился на Нехаме Гурион (Гуршталь). У супругов родились двое сыновей — Мордехай (погиб в 1971 году от взрыва мины в звании полковника[1]) и Моше.
В 1921 году Зеликович был приглашён Элияху Голомбом возглавить комиссию по выработке основного плана учений «Хаганы», тогда же возглавил первый в Эрец-Исраэль курс подготовки офицеров. В 1937 году был назначен руководителем планового отдела «Хаганы», был её командующим в Тель-Авиве (1931—1941), позднее — в Южной Галилее (1941—1944). В «Хагане» Зеликович был известен под подпольной кличкой «Авнер», которую потом, после основания Израиля, сделал своей новой фамилией[2].
С 1944 работал в муниципалитете Тель-Авива, возглавив Департамент муниципального жилья. В 1945—1947 годах его отдел организовал строительство нового тель-авивского района Яд-Элияху. После формирования Армии обороны Израиля Авнер был произведён в генерал-майоры и назначен военным комендантом оккупированных территорий[2].
Скончался в 1957 году. Похоронен на кладбище Нахалат-Ицхак в Тель-Авиве. В его честь названа улица Зелиг в Тель-Авиве и расположенное на ней здание «Яд-Авнер», где размещается географический факультет Тель-Авивского университета[3].
Напишите отзыв о статье "Авнер, Элимелех"
Примечания
- ↑ [www.izkor.gov.il/HalalKorot.aspx?id=92884 Полковник Надиви, Мордехай (Мотке)] (иврит). Izkor.gov.il. Проверено 19 сентября 2013.
- ↑ 1 2 Тидхар, 1950, с. 1787.
- ↑ [sites.google.com/a/tlv100.net/tlv100/far_north/afeka/yad-avner Яд-Авнер] (иврит). Тель-Авив-100: Городская энциклопедия. Проверено 19 сентября 2013.
Литература
- Давид Тидхар. [www.tidhar.tourolib.org/tidhar/view/4/1981 Элимелех Авнер] // Энциклопедия первопроходцев и строителей ишува = אנציקלופדיה לחלוצי הישוב ובוניו. — 1950. — Т. 4. — С. 1787—1788.
Ссылки
- [rujen.ru/index.php/%D0%90%D0%92%D0%9D%D0%95%D0%A0 АВНЕР] — статья из Российской еврейской энциклопедии
Отрывок, характеризующий Авнер, Элимелех
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
