Азаров, Всеволод Борисович

Всеволод Борисович Азаров
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Род деятельности:	поэт, публицист, драматург
Годы творчества:	1930—1990
Язык произведений:	Русский

Всеволод Борисович Азаров (1 [14] мая 1913, Одесса — 11 апреля 1990, Ленинград) — советский поэт, публицист.

Биография

Всеволод Азаров родился в 1913 году в Одессе в семье врача. Учился в Единой трудовой школе им. Ильича (ныне школа № 52). Рано начал писать стихи, посещал литкружок при городской газете «Станок». Позже, в поэме «Щедрая юность» поэт выразительно обрисовал Одессу и литературный быт эпохи. В ранних стихах очевидно влияние Багрицкого.

В 1930 году под Одессой на маневрах Перекопской дивизии познакомился с писателем Мате Залкой. Прочитав стихи 17-летнего поэта, Мате Залка дал ему рекомендацию в ленинградский журнал оборонной литературы «Залп». Приехав в Ленинград занимается в литобъединении Красной Армии и Флота. Его литературными учителями становятся Н. Тихонов, Вс. Рождественский, А. Прокофьев.

В 1931 в декабрьском номере журнала «Звезда» Н.Тихонов публикует стихотворение Азарова «Мир и война». Позже выходят первые сборники стихов — «Мужество» (1932) и «Спать воспрещено» (1933). Главная тема поэзии — ощущение близости новой войны, великих испытаний для каждого. Н. Тихонов считал, что именно Азаров — создатель первых антифашистских песен в стране. В 1936 Азаров знакомится со знаменитым немецким певцом Эрнстом Бушем, сочиняет русский текст для его знаменитой «Песни народного фронта» (муз. В. Томилина, слова Э.Вайнерта). К этому же времени относится и замысел поэмы о вожде немецких коммунистов Э. Тельмане (поэма «Товарищ Тельман» вышла в 1956).

В 1937 к 100-летию со дня смерти Пушкина Азаров выпускает цикл стихотворений, навеянных посещением Михайловского и Тригорского. Молодой поэт имел смелость послать стихи Ромену Роллану — и получил доброжелательный отзыв; французский писатель с удовлетворением отмечал, что, судя по этим стихам, слухи о кончине поэзии в советской России преувеличены. В 1940 выходит ещё один стихотворный сборник — «Город моей юности», одна из ведущих тем которого — любовь к Ленинграду, ставшему второй родиной поэта.

С начала Великой Отечественной войны Азаров постоянно работает в редакциях фронтовых газет в Кронштадте, в соединениях балтийских подводников и штурмовиков. Он участвует в работе писательской группы при Политуправлении Балтийского флота. Позже Азаров писал, что именно фронтовые испытания стали для него «главной школой и источником вдохновения»: «Война дала нам, её газетчикам, редчайшую возможность братского общения со своими героями… Какое высокое нравственное удовлетворение давал нам наш будничный, рядовой труд под бомбежками и обстрелом. Никогда ранее и позднее не испытывал я такого чувства полезности, необходимости того, что делаешь». Азаров писал стихи и очерки для чтения на передовой. В осажденном Ленинграде выходит книга очерков «Кронштадт ведет бой» (1941) и сборник стихов «Ленинграду» (1942). В 1942 в соавторстве с Всеволодом Вишневским и Александром Кроном была написана получившая широкую известность героическая комедия «Раскинулось море широко…». Азаров прошёл военным корреспондентом всю войну, участвовал в снятии блокады Ленинграда, освобождении Эстонии, в операциях Балтийского флота в Восточной Пруссии. «Войною обожжён мой стих» («Мой долг был труден…»),— писал поэт, считавший себя «рядовым стихотворных войск».

Война и человеческая память — важные темы послевоенной лирики Азаров (сборник «Свет маяка», 1956; «Крутая волна», «Голоса моря», оба — 1959; «Солнце и море», 1963; «На Марсовом поле», 1964). Азаров вёл в Союзе Писателей Ленинграда работу по межреспубликанским творческим связям, занимался переводами — поэтов Эстонии, Латвии, Литвы, Украины, Белоруссии. Много лет руководил литобъединением «Путь на моря». В настоящее время ЛИТО носит его имя.

Умер в 1990 году, похоронен на Комаровском поселковом кладбище.

Творчество

• Мужество: Стихи 1931—1932 гг. — Л.; М., 1932.

• Спать воспрещено: Стихи 1930—1932 гг. — Харьков; Киев, 1933.

• Город моей юности: стихи. — Л., 1940.

• Кронштадт ведет бой: очерки. — Л., 1941.

• Балтийские баллады. — М., 1942.

• Ленинграду: стихотворения. — Л., 1942.

• У двух морей: стихи. — Л., 1947.

• Товарищ Тельман: поэма. — Л., 1956.

• Голоса моря: стихи. — Л., 1959.

• Вечный огонь: стихи. — Л., 1961.

• Возвращение счастья: Об академике В. П. Филатове. — М., 1961.

• На Марсовом поле: стихи. — Л., 1964.

• Рукопожатье: Стихотворения и переводы с эстонского. — Таллин, 1964.

• Всеволод Витальевич Вишневский: документальная повесть. — Л., 1966 и 1970.

• У нас на Балтике: очерки. — Л., 1968.

• Океанский проспект: стихи. — М., 1970.

• Поздний мёд: стихотворения. — Л., 1971.

• Матросы шли первыми: документальная повесть. — Симферополь, 1974.
• На берегах Сороти. Документальная повесть. — 1974

• Мужество. — Мурманск, 1976.

• Ранний свет: стихотворения. — Л., 1980.

• Роза ветров: стихотворения. — Л., 1982.

• Подводник Осипов: Лирическая хроника. — Л., 1983.

• Мальчик с обручем: стихотворения и поэмы. — Л., 1984.

• Командир «С-7». — М., 1986.

• Весна в старом городе: стихотворения и переводы. — Таллин, 1987.

• Ветры нашей молодости: Повести, очерки, воспоминания. — Л., 1987.

• Избранное: [стихи и поэмы] / вступ. статья А.Павловского. — Л., 1987.

• Мосты памяти: стихотворения. — М., 1988.

• Мой стиль — это мои убеждения: О композиторе В. Томилине. — Л., 1989.

• Живые, пойте о нас. — Ленинград, 1969, 1972 второе дополненное издание

Отрывок, характеризующий Азаров, Всеволод Борисович

– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».