Тригорское

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 57°03′ с. ш. 28°55′ в. д. / 57.050° с. ш. 28.917° в. д. / 57.050; 28.917 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.050&mlon=28.917&zoom=16 (O)] (Я)
Тригорское

Усадьба Тригорское

Триго́рское — музей-усадьба друзей А. С. Пушкина помещиков Осиповых-Вульф. Находится на территории Пушкинского заповедника в Пушкиногорском районе Псковской области на берегу реки Сороть в километре от деревни Шаробыки. Название усадьбы происходит от особенности местности — на трех соседних холмах (горах) находятся сама усадьба, городище Воронич и деревня Воронич, построенная на месте прилегавшего к городу Воронич посада.





История

Тригорское известно с XVIII века, как часть Егорьевской губы, пожалованной в 1762 году Екатериной II шлиссельбургскому коменданту М. Д. Вындомскому. Затем она перешла к его сыну Александру Максимовичу Вындомскому, а в 1813 году хозяйкой Тригорского становится его дочь, статская советница Прасковья Александровна Осипова-Вульф. Здесь она жила вместе с мужем И. С. Осиповым (умер 5 февраля 1824 года) и с детьми: Алексеем, Анной, Евпраксией, Валерианом, Михаилом Вульф, Марией и Екатериной Осиповыми и падчерицей Александрой Осиповой. У Прасковьи Александровны бывали её племянницы Анна Ивановна Вульф и Анна Петровна Керн, неоднократно посещал А. С. Пушкин, в 1826 году гостил поэт Н. М. Языков, посвятивший хозяевам имения несколько стихотворений, в том числе — «Тригорское».

Господский дом представлял собой длинное приземистое здание, обшитое некрашеным тёсом. Ранее здесь размещалась полотняная фабрика. Владелица Тригорского, П. А. Осипова, в 1820-х гг. перебралась сюда на время ремонта старого дома (построенного в 1760-х гг.), украсила здание двумя фронтонами, приспособила под жилье и осталась здесь жить насовсем[1]. В доме были передняя, гостиная, столовая, библиотека, комнаты П. А. Осиповой, Алексея Вульфа, старших дочерей, детская, классная комната, запасная комната для гостей, кухня, буфетная, кладовая. Обстановка комнат была намного богаче, чем в Михайловском. Тригорская библиотека, которую начал собирать А. М. Вындомский, была довольно обширна. Её постоянным читателем был А. С. Пушкин. Здесь хранились также книги с дарственными надписями самого поэта.

В 1918 году господский дом сгорел. С 1922 года Тригорское является частью Музея-заповедника А. С. Пушкина. В 1962 году на старом фундаменте был восстановлен господский дом на основе сохранившихся изображений, описаний и планов (архитектором Смирновым В. П.) Были воссозданы гостиная, комнаты Прасковьи Александровны, Евпраксии и Алексея Вульф. Они наполнены сохранившимися предметами обстановки, портретами обитателей дома, а также вещами, характерными для усадебного дома начала XIX века. Живописный парк Тригорского был разбит М. Д. Вындомским, первым владельцем имения, и является образцом русского садово-паркового искусства XVIII века. Его площадь, вместе с прилегающими лугами, составляет 37 гектаров. На его территории - три пруда, фруктовый сад, множество аллей, дорожек, «Скамья Онегина», «Дуб уединенный», «Танцевальный зал» (площадка, обсаженная липами), господская банька (была восстановлена в 1978 году).

На одном из холмов Тригорского, где было Вороническое городище, находится родовое кладбище Осиповых-Вульф. Здесь похоронены: А. М.Вындомский, П. А. Осипова, И. С. Осипов (муж Прасковьи Александровны), А. Н. Вульф и др. Сохранились остатки фундамента Георгиевской церкви, сгоревшей в 1913 году, а также основание каменной ограды кладбища.

А. С. Пушкин в Тригорском

Александр Сергеевич Пушкин впервые познакомился с семьёй Осиповых-Вульф в свой первый приезд в Михайловское в 1817 году, после окончания Лицея. Но особенно подружился после высылки из Одессы в Михайловское в 1824 году, бывая в Тригорском почти каждый день.

Хозяйке Тригорского, Прасковье Александровне, Пушкин посвятил ряд стихотворений: «Подражание Корану»,«Простите, верные дубравы», «Быть может, уж недолго мне…», «Цветы последние милей…».

Её старшие дочери считали себя прототипами героинь «Евгения Онегина»[2]. Евпраксия Николаевна Вульф (1809—1883) упоминается в знаменитом «Донжуанском списке Пушкина». К ней обращены стихотворения «Если жизнь тебя обманет» и «Вот, Зина, вам совет». В «списке» также значатся имена Александры Ивановны Осиповой (падчерицы П. А. Осиповой), Анны Ивановны Вульф (племянницы П. А. Осиповой) и, возможно, Анны Николаевны Вульф (1799—1857). Пушкин вёл переписку с Алексеем Вульфом, который в это время учился в Дерптском университете (1822—1826 гг) и приезжал в Тригорское на вакации. Через него познакомился с поэтом Н. М. Языковым.

Семья:

Напишите отзыв о статье "Тригорское"

Литература

  • Басина М. Там, где шумят Михайловские рощи. - Л.: Детгиз, 1962 г.
  • Гордин А.М. Пушкин в Псковском крае. Л.: Лениздат, 1970 г.
  • Гордин А.М. Пушкин в Михайловском. Л.: Лениздат, 1989 г.
  • Достопримечательности Псковской области. Л.: Лениздат, 1977. С.192—197
  • Кашкин Н.Н. Род Вындомских. - СПб., 1909 г.
  • Модзалевский Б.Л. Поездка в село Тригорское в 1902 г. «Пушкин и современники», т.1, вып.1. СПб., 1902 г.
  • Музей-заповедник А. С. Пушкина. Фотопутеводитель. М.: Планета, 1982 г.. С.110-145
  • Семевский М.И. Прогулка в Тригорское: Биографические исследования, заметки и записи о Пушкине. СПб., 2008 г.
  • Философов Д.В. Соседи Пушкина по с. Михайловскому. В сб. «Старое и новое». М., 1912, стр.119-138.
  • Бозырев В. С. По Пушкинскому заповеднику. — Изд. 5-е. — М.: Профиздат, 1977. — 160, [32] с. — 50 000 экз.

Документальные фильмы

  • «Под сенью Тригорского». Реж. Николай Алексеев. Россия, 2004 г.

Примечания

  1. Гордин А. М. Пушкин в Михайловском. - Лениздат, 1989 г.
  2. Гордин А. М. Пушкин в Псковском крае. Л.: Лениздат, 1970 г.

Ссылки

  • [pushkin.ellink.ru/reserv/res3.asp Музей-усадьба «Тригорское» на сайте Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина]
  • [www.vrev.ru/trigorskoe.html Тригорское и его обитатели]

Отрывок, характеризующий Тригорское


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.