Акчурин, Сергей Васильевич
| Сергей Васильевич Акчурин | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 28 июля 1786 — 1790 | |||
| |||
| 12 мая 1774 — 28 июля 1786 | |||
| Предшественник: | Пётр Петрович Чебышёв | ||
| Преемник: | Аполлос Иванович Наумов | ||
| Награды: |
| ||
Серге́й Васи́льевич Акчу́рин (сентябрь 1722 — 19 (30) декабря 1790[1]) — российский государственный деятель, сенатор, обер-прокурор Св. Синода.
Биография
Родился в семье секретаря канцелярии строений В. Г. Акчурина в сентябре 1722 года. После обучения в академической гимназии, поступил на службу в коллегию иностранных дел и в 1754 году состоял переводчиком сначала коллегии, а затем конференции и секретарём последней с чином майора.
Произведенный в 7-й класс, Акчурин был назначен для дипломатической переписки при главнокомандующем армией в Пруссии графе Салтыкове и А. Б. Бутурлине. При последнем он играл большую роль, являясь его правой рукой. Между прочим, Акчурин производил в 1761 году допрос генералу Тотлебену, которого после допроса Бутурлин отправил арестованным в Петербург.
Когда Шувалов назначал Акчурина секретарём конференции, Бутурлин писал графу M. Ил. Воронцову: «Нужнейшего мне человека отнимают. Покорно ваше сиятельство прошу в милостивое принять рассмотрение, что ему все секретнейшие дела, азбуки, сочинение реляций ко двору и корреспонденция иностранная поручены, от которых я Веселицкого отрешить принужден был по старости его и неосторожности. Ибо при переходе моем через Одер небрежением его цидулка, содержание которой при сем прилагаю, на столе в секретной канцелярии хозяином дома найдена и к королю отослана, но австрийцами перехвачена» («Архив князя Воронцова», кн. 6, стр. 378). Из этого видно, что Акчурин выделялся из среды окружавших Бутурлина в прусском походе.
Тонкость и проницательность ума в Акчурине ценились и Екатериной II, поручившей ему исправление должности обер-прокурора Святейшего Синода, в которой он утверждён был в 1775 году указом 20 июля, имея чин действительного статского советника.
Согласно указу Екатерины II от 28 мая 1781 года Сергей Васильевич был обязан предоставлять ежегодный финансовый отчет сенатскому обер-прокурору. Её же повелением от 5 июля 1781 года он должен был объявить Святейшему Синоду о том, чтобы церковные власти на местах не допускали пострига в монашество молодых женщин и тем более молодых девиц. В ту пору императрица обычно направляла свои указы непосредственно Синоду, минуя обер-прокуроров, из-за чего их влияние на Синод было ограничено.
Сергей Васильевич Акчурин старался сохранять добрые отношения с влиятельными архиереями.
28 июня 1786 года без объяснения причин был уволен Екатериной II от должности, назначен сенатором (в IV департаменте) и возведён в чин тайного советника. Ему были пожалованы орден Святой Анны и деревня.
Напишите отзыв о статье "Акчурин, Сергей Васильевич"
Примечания
- ↑ Мурзанов Н. А. [dlib.rsl.ru/viewer/01003781793#?page=13 Список сенаторов]. — СПб.: Сенат. тип., 1911. — С. 5.
Литература
- Акчурин, Сергей Васильевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Фёдоров В. А. [www.pravenc.ru/text/63978.html Акчурин] // Православная энциклопедия. Том I. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. — С. 433. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-006-4
Отрывок, характеризующий Акчурин, Сергей Васильевич
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
