Александер, Уильям, граф Стерлинг

Уи́льям Алекса́ндер (англ. William Alexander; ок. 1577—12 сентября 1640), граф Стерлинг (с 1633 г.) — шотландский дворянин, поэт, родоначальник шотландской колонизации Северной Америки.

Уильям Александер происходил из небогатой дворянской семьи Стерлингшир. Окончив Университет Глазго, он отправился в путешествие по Европе в компании его родственника графа Аргайла, который позднее ввел Александера в королевский двор Шотландии. Довольно быстро Уильям Александер получил известность в шотландском обществе и обратил на себя внимание короля Якова VI благодаря своим поэтическим сочинениям («Трагедия Дария», «Крёз», «Аврора», «Александрийская трагедия», «Юлий Цезарь»).

После восшествия Якова VI на престол Англии в 1603 г., Уильям Александер вошёл в состав ближайшего окружения короля, а в 1609 г. был возведен в рыцарское достоинство. К 1612 г. относится его «Элегия на смерть принца Генри», посвященная памяти старшего сына и наследника Якова VI, Генри Стюарта, неожиданно умершего от тифа. Александер также стал соавтором Якова VI в создании «Псалмов короля Давида», прекрасного перевода библейских текстов, ставших украшением протестантского богослужения. Поэтические таланты Александера были высоко расценены крупнейшим шотландским поэтом того времени, Уильямом Драммондом.

В 1615 г. Уильям Александер вошёл в состав Тайного совета Шотландии и представлял шотландские интересы при английском дворе короля. Будучи патриотом своей страны и следя за возникновением колониальной системы у Англии, Александера выступил с идеей основания на американском континенте шотландской колонии. Эта идея была горячо поддержана королём Яковом. Первоначально планировалось создание поселений на северо-западном побережье Ньюфаундленда, которое даже было названо «Александрией» в честь Уильяма. Однако затем была выбрана территория к северу от колоний Новой Англии, вдоль побережья Атлантического океана. 21 сентября 1621 г. Яков VI утвердил патент на основание колонии Новая Шотландия, передаваемой в собственность Уильяма Александера.

В 1622—1623 гг. Александер снарядил две экспедиции для основания поселений в Новой Шотландии, однако отсутствие опыта и неготовность шотландцев к эмиграции в Америку не позволили создать сколько-нибудь постоянного поселения. Стремясь расширить интерес к колонии, Александер в 1624 г. опубликовал памфлет «Поощрение колоний», в котором он рекламировал красоты и богатства новых земель. Кроме того, по предложению Александера король Яков VI объявил о введении в Шотландии титула баронета, который мог получить любой шотландский дворянин, если он обеспечит отправку в Новую Шотландию не менее шести колонистов с инструментами, одеждой и питанием на два года, или уплатит Уильяму Александеру взнос в размере 3 000 шотландских марок на развитие колонии. Первоначально интерес к новому титулы был незначительным. Однако после назначения Александера в 1626 г. государственным секретарем Шотландии процесс сбора средств на создание колонии ускорился. К 1631 г. шотландцами было приобретено 85 титулов баронета.

Помимо проблем с привлечением колонистов новая колония столкнулась с претензиями Франции на эту территорию. В 1629 г. англо-шотландские войска захватили французскую крепость Порт-Роял, которая была передана под управление колониальной администрации Новой Шотландии. В Порт-Рояле было, наконец, основано постоянное шотландское поселение, во главе которого встал старший сын Уильяма Александера. Однако судьба колонии была решена на переговорах между Англией и Францией: согласно Сузскому миру 1629 г. территория Новой Шотландии подлежала передаче Франции. Переговоры о передаче затянулись и лишь в 1632 г. Уильям Александер согласился на ликвидацию шотландского поселения и возвращения Порт-Рояла Франции.

Крах колониальных планов Александера серьёзно подорвал его финансовое положение. До конца своей жизни Уильям сохранял свои позиции при королевском дворе и пост государственного секретаря Шотландии, а в 1633 г. был возведен в титул графа Стерлинга. Однако участие Александера в епископальной политике короля Карла I привело к потере графом поддержки шотландского общества. В 1640 г. Уильям Александер скончался в Лондоне, оставив своему наследнику огромные долги и пустой титул.

Отрывок, характеризующий Александер, Уильям, граф Стерлинг

Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.