Александровский, Иван Николаевич

имя на русском языке
имя на его родном языке (если русский, то не заполняется)
Дата рождения:	25 августа (6 сентября) 1824(1824-09-06)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	2 (14) октября 1886(1886-10-14) (62 года)
Место смерти:	Москва
Место службы:	Храм Бориса и Глеба, что у Арбатских ворот
Сан:	протоиерей
Рукоположен:	1854, Храм Успения Пресвятой Богородицы в Путинках
Духовное образование:	Московская духовная академия (1848)

Иван Николаевич Александровский (1824—1886) — протоиерей.

Детство провел в Голландии, где его отецбыл настоятелем придворной русской церкви (в Гааге) и духовником великой княгини (впоследствии королевы Нидерландской) Анны Павловны.

В 13 лет он поступил в Московскую семинарию, а завершил своё образование в Московской духовной академии, по окончании курса которой в 1848 году со степенью магистра богословия в течение шести лет, до 1854 года, был профессором Вифанской духовной семинарии, одновременно исполняя в ней должности помощника инспектора и секретаря правления. В 1854 году Александровский был рукоположен в священники при церкви Успения на Малой Дмитровке, откуда переведён в откуда переведен в церковь Николая на Пупышах, а затем Усекновения главы Иоанна Предтечи на Староконюшенной. С 1871 года до самой смерти он служил в сане протоиерея при церкви Бориса и Глеба у Арбатских ворот.

Начав с 1865 года преподавать Закон Божий в школе живописи и ваяния и в 3-й московской гимназии, Александровский преподавал затем последовательно в 4-й и 6-й гимназиях, пользуясь известностью одного из лучших московских законоучителей и любовью своих учеников.

Проповеди его отличались глубиной мысли, знанием человеческого сердца и красноречием.

Сын И. Н. Александровского, Михаил Иванович Александровский стал известным московским краеведом.

В Викитеке есть полный текст статьи о И. Н. Александровском

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002886034#?page=125 Александровский, Иван Николаевич] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Александровский, Иван Николаевич

– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.