Александровский уезд (Екатеринославская губерния)

Александровский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Екатеринославская губерния Центр Александровск Образован 1805 Площадь 10,2 тыс. км² Население 271 678 (1897)

Александровский уезд — административная единица в составе Екатеринославской и Александровской (Запорожской) губерний. Центр — город Александровск.

История

Александровский уезд был образован в 1805 году в составе Екатеринославской губернии. В 1920 отнесён к Александровской (с 1921 — Запорожской) губернии. В 1922 возвращён в Екатеринославскую губернию.

Упразднён в 1923 году.

Население

Год	Количество жителей
1851	179061
1897	271678

По данным переписи 1897 года в уезде проживало 271,7 тыс. чел. В том числе украинцы — 82,5 %; русские — 5,7 %; немцы — 5,2 %; евреи — 5,1 %; белорусы — 1,2 %. В уездном городе Александровске проживало 18 849 чел.

Административное деление

В 1913 году в уезде было 30 волостей и 2 еврейских приказа: Андреевская, Басанская, Больше-Михайловская, Белогорьевская, Белоцерковская, Вознесенская, Воскресенская, Гавриловская, Григорьевская-Канкрина, Кригорьевская-Кривой Рог, Гуляйпольская, Жеребецкая, Заливянская, Ивановская, Камышевахская, Конско-Раздорская, Краснопольская (центр — колония Шенфельд), Мало-Михайловская, Михайловская (Лукашева), Натальевская, Ново-Николаевская, Павловская, Петровская (Свистунова), Петровская (Строгановой), Покровская, Преображенская, Туркеновская, Успеновская, Федоровская, Цареконстантиновская волости; Новозлатопольский и Приютинский еврейские приказы.

Ссылки

• Александровский уезд Екатеринославской губернии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Александровский уезд (Екатеринославская губерния)

Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».