Алтарная картина

См. также: ретабло

Алта́рная (заалтарная) карти́на (запрестольный образ; англ. altarpiece, фр. retable) — художественное произведение, устанавливаемое в алтарях христианских, преимущественно католических храмов.

Эволюция

Этимологически слово «retable» (tabula de retto) обозначает простой уступ, расположенный за престолом и предназначенный для предметов литургии (канделябры, табернакль, кресты). Из этой изначальной формы в эпоху раннего христианства появилась алтарная картина. Утилитарная функция алтаря вскоре уступила место изобразительной функции — изображение божественного присутствия или святых, — которая вскоре получила широкое распространение. Таким образом, алтарная картина — это престольный изобразительный ансамбль. Самый простой алтарь имеет вид прямоугольного панно. Такие алтари существовали в Италии ещё в романскую эпоху и были написаны неизвестными мастерами.

Период готики

В готическую эпоху, особенно начиная с XIV века, алтарная картина претерпевает большие изменения — она принимает формы стрельчатой архитектуры, иногда ещё просто прямоугольной, но увенчанной «аркой в форме митры». Уже тогда появляются боковые створки, окружающие центральную картину. Так возник полиптих.

Полиптих (от греческого «poly» — много, и «ptychos» — складной) состоит из нескольких подвижных или неподвижных створок. Диптихом называют полиптих состоящий из двух створок, триптихом — из трех. Подвижные створки, закрывающие центральное панно, бывают, как правило, расписаны с двух сторон, одна из которых иногда расписывается в технике гризайль. Слово «пределла» (от ломбардского preti — скамья, или доска) обозначало сначала постамент, на котором стоит алтарь, а потом нижнюю часть самого алтаря.

Обычно роспись пределлы не зависит от изображения на самом алтаре, но иногда является частью нижнего регистра центрального панно. В XV веке над верхней частью некоторых алтарей делали выступающий элемент — балдахин. В XIV и XV веках форма алтарей варьируется в зависимости от архитектуры, которой она стремится подражать. Фронтон может быть разорванным, или принимать форму митры, центральное панно часто увенчивается люнетом, по бокам располагаются пинакли, а медальоны разных форм (трилистники, четырехлистники) с изображением святых и ангелов украшают тимпаны стрельчатых фронтонов.

Средневековые алтари

В Италии в центральной части алтаря, как правило, изображается Мадонна или святой покровитель, а на створках — различны святые, сцены из жизни которых помещены в нижней части (например, «Маэста» Дуччо, XIV век). В живописи северного Возрождения, в Нидерландах и германских странах, начиная с XIV века алтари состояли из множества подвижных створок, что давало возможность многочисленных комбинаций (одним из лучших примеров является Гентский алтарь Яна ван Эйка, законченный в 1432 году). Во Франции в ту эпоху главную роль играла Авиньонская школа. В Испании алтарная картина — это просто фронтальное, прямоугольной формы панно, расположенное не сзади, а перед престолом. Широко распространенный в Каталонии в романскую эпоху, этот тип алтаря будет популярным в XIV—XV веках, когда появятся многочисленные шедевры, нередко значительных размеров, достигающих размеров апсиды (ретабло). В Германии шедевр Грюневальда — Изенгеймский алтарь — трактован ещё в готических формах.

Эпоха Возрождения

В эпоху Возрождения структура алтаря сильно изменяется, что связано с открытием прямой перспективы, с новыми архитектурными формами, отмеченными возвратом к античности (например, монументальный полиптих Мантеньи для церкви Сан Дзено в Вероне, 1459 г.). С этого момента до конца XV века продолжался блестящий период в истории алтарной картины. В Венеции этот расцвет связан с творчеством Беллини, в Ферраре — Козимо Тура, в Борго Сан Сеполькро — Пьеро делла Франческа, в Ломбардии — Фоппа. В XVI веке форма алтарей упрощается и тяготеет к простому панно, написанному не только на дереве, но и на холсте. В это время появляются шедевры Рафаэля, Тициана, Андреа дель Сарто.

XVII век

В XVII веке схема почти не меняется, алтарные картины Рубенса, Пуссена, Караваджо, братьев Карраччи, Гверчино, Сурбарана, и Кано остаются верны готическому типу алтаря, с расположенными друг над другом регистрами. В XVIII веке расцвет больших барочных алтарей ещё продолжается; в концепции алтаря новое значение приобретает архитектура, которая подчас оказывается важнее живописи. Тьеполо в Венеции, Роттмайр и Маульперч в Австрии, Хольпер в Германии считаются выдающимися художниками своего времени, работавшими в этом жанре. В XIX веке наступает закат алтарной картины, как и религиозной живописи вообще, что было связано с изменениями в католической литургии. Однако в XX веке некоторые художники вернулись к форматам (Ротко) и монументальным формам (Бекман, Бэкон, Сулаж) алтарных картин.

Литература

• Энциклопедический словарь живописи. М. 1997.

Отрывок, характеризующий Алтарная картина

Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.