Анпеткова-Шарова, Гаяна Галустовна

Гаяна Галустовна Анпеткова-Шарова

Гаяна Галустовна Анпеткова-Шарова (17 февраля 1925, Краснодар — 28 октября 2003, Санкт-Петербург) — советский и российский филолог, педагог.

В 1943 году закончила среднюю школу в Куйбышеве и поступила на литературный факультет Куйбышевского педагогического института. Осенью 1944 года стала студенткой классического отделения филологического факультета ЛГУ, который в то время был эвакуирован в Саратов. С декабря 1944 года продолжила учёбу в Ленинграде. В 1949 году была зачислена в аспирантуру, где училась под научным руководством профессора Ольги Михайловны Фрейденберг, затем —профессора Иосифа Моисеевича Тронского. Окончив в 1952 году аспирантуру, она осталась на кафедре классической филологии, где проработала более 60 лет в качестве ассистента, затем — доцента.

Пользовалась всеобщим признанием как талантливый лектор и незаурядный педагог. Вела занятия по древним языкам на различных факультетах Ленинградского университета. В течение трех десятилетий неизменной популярностью среди студентов филологического факультета и факультета журналистики пользовались её лекции по истории античной литературы.

Г. Г. Анпеткова-Шарова — автор более 50 печатных работ в области античной литературы, в том числе трех учебников. Собрала и издала два сборника неизвестных науке «Сказок мампруси» и «Сказок народов Анголы».

Научные интересы Г. Г. Анпетковой-Шаровой долгие годы были связаны с изучением творчества Еврипида. В 1970 году она успешно защитила кандидатскую диссертацию «Проблемы „Вакханок“ Еврипида».

Мало кому известна энциклопедичность её знаний и интересов, равно как и её неофициальное участие в работах, не имевших прямого отношения к классической филологии и университету. Без её помощи и практической поддержки не появились бы в Ленинграде Музей Ф. М. Достоевского, два раздела Генерального плана развития Ленинграда и Ленинградской области (1985—2005 гг.), посвященных экологическим проблемам, первая в СССР научная система из более чем 170 охраняемых территорий в Ленинградской области (1959-61 гг.), как и ряда интересных работ в разных отраслях науки.

Вместе со своим супругом Георгием Пионтеком отдала более 60 лет созданию основы будущего парка-музея «Человек и Среда»; ими же был создан Санкт-Петербургский музей городского крепостного быта 1825—1861 гг.

«Она же была вдохновителем и соорганизатором I Международной конференции молодых учёных „Языкознание и музеи на лоне природы“. 6-7 апреля 2004 года состоялась II одноимённая конференция, но уже посвящённая её памяти. Вдвоём с супругом они положили более 60 лет на создание основы будущего парка-музея „Человек и Среда“: уникальных библиотеки, архива и вещевых фондов по истории, быту и фольклору народов СССР и сопредельных стран.

Ограбление и пожар (13 июня 2002 года), набеги „жилконторщиков“ уничтожили уникальные материалы. В их числе погибла большая часть рукописей, фольклорные записи: сказки, народные рассказы, мелодии и тесты песен нескольких народов Советского Союза и более 20 народов Чёрной Африки. Не сохранились и записи её голоса. После пожара им сказали: „Мы больше десяти (13!) лет, как отключили Вам свет и воду, а Вы продолжаете работать!“ Она жила в невероятно сложных бытовых условиях, готовилась при свечах и керосиновой лампе к лекциям и писала свои труды и учебники, по которым занималось не одно поколение студентов-филологов и журналистов Советского Союза и России. Она была патриотом и интернационалистом и отдавала всю самоё себя порученному ей делу. Она очень любила студентов, и поэтому никогда не брала бюллетеней. За всю жизнь у неё было 3 бюллетеня: декретный отпуск и две глазных операции. Перед последней лекцией на факультете, а потом и заседанием кафедры классической филологии она не спала двое суток. На предложение позвонить и отказаться от выхода на работу в этот день она сказала: „Как это возможно! Ведь меня ждут студенты“. И она отдала всю свою жизнь нашему университету. Её нравственные качества высоко ценились студентами. На них равнялись преподаватели.»

Публикации

• Г. Г. Анпеткова-Шарова, В. С. Дуров. АНТИЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА: Учебное пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений / Под ред. В. С. Дурова. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2004. 480 с. (Серия «Студенческая библиотека»)

• Г. Г. Анпеткова-Шарова, «Сказки мампруси» Год издания: 1966, Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука» Серия: Сказки и мифы народов Востока.

• Г. Г. Анпеткова-Шарова, «Истории чёрной земли. Сказки и легенды народов Анголы», Издательство «Наука», Москва, 1975 г.

Источники

• Сайт, посвященный жизни и творчеству Г. В. Пионтека
• Статья Н. М. Ботвинник об Анпетковой-Шаровой Г. Г.
• Ольга Сорокина. Интеллигенция.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20071029180011/opionteke.narod.ru/gayana.html Воспоминания Г. В. Пионтека о своей супруге]</big>
• [www.spbumag.nw.ru/2000/02/15.html К 75-летию Г. Г. Анпетковой-Шаровой]</big>
• [www.myudm.ru/columnist/sorokina/intelligentsia Ольга Сорокина. Интеллигенция.]</big>
• [www.spbumag.nw.ru/2004/01/27.shtml Статья Н. М. Ботвинник об Анпетковой-Шаровой Г. Г.]</big>
• [www.rodon.org/other/silna.htm Сказки и легенды народов Анголы]</big>
• [www.spbumag.nw.ru/2000/02/anpetkova.jpg Фотография]</big>

Отрывок, характеризующий Анпеткова-Шарова, Гаяна Галустовна

– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.