Анцыферов, Данила Яковлевич

Данила Яковлевич Анцыферов
Род деятельности:	путешественник
Место рождения:	Томск
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1712(1712)
Место смерти:	Камчатка

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дани́ла (Данило) Я́ковлевич Анцы́форов (Анцыферов, Анциферов; XVII век, Томск — 1712, Камчатка) — русский землепроходец, открыватель Курильских островов.

Сибирский служилый человек. Домохозяин в Томске по дозорной книге 1703 г. Перебрался из Восточной Сибири на Камчатку вскоре после её завоевания В. Атласовым.

Был одним из предводителей казацкого отряда, взбунтовавшегося при покорении Камчатки (1711). При бунте были убиты начальник края Осип Миронов и государственный приказчик Владимир Атласов.

Анциферов принял начальство над командой, приказал заковать в кандалы и утопить присланного вновь государственного приказчика Чирикова.

Впоследствии принёс повинную, разбил камчадалов, обложил их ясаком, но вскоре был со своим казацким отрядом сожжён ительменами.

Исследование Курил

1 августа 1711 года Данила Анциферов и Иван Козыревский с отрядом из 50 казаков вышли из Большерецка и направились в район Курильских островов. Были исследованы острова Шумшу и Парамушир.

18 сентября отряд возвратился в порт отправки. Подписанные Анциферовым и его товарищами челобитные стали первыми описаниями этих островов.

Топонимы

Имя Анциферова носит остров остров, вулкан, гора и мыс на острове Парамушир.

Источники

• Анцыфоров, Данило // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Анцыферов, Данила Яковлевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Анцыферов, Данила Яковлевич

От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.