Армия нового образца

Армия нового образца (англ. New Model Army) — вооруженные силы круглоголовых, созданные в 1644 в ходе английской Гражданской войны по инициативе Оливера Кромвеля на основе железнобоких. Численность армии достигала 22 тысяч солдат и офицеров, объединённых в 23 полка (12 полков пехоты, 1 полк драгун, 10 полков кавалерии). В Армии нового образца царила жёсткая дисциплина и культивировался высокий религиозный (протестантский) дух. Одним из главных средств воспитания парламентской армии считалось изучение солдатами Священного писания. Некоторое время внутри армии существовали противоречия между левеллерами и грандами.

История создания

Идея организации Армии нового образца вытекала из недовольства многих членов Парламента ходом первого периода гражданской войны. Несмотря на то, что войска Парламента имели численное превосходство над роялистами, это преимущество сводилось на нет низкой дисциплиной, обусловленной принципами набора рекрутов. Солдаты, завербованные в тех или иных графствах собственными землевладельцами, неохотно сражались вдали от родных земель. К тому же, отряды возглавлялись представителями знати, и некоторые офицеры (особенно из числа пресвитериан) подозревались в неблагонадёжности и тайных симпатиях к Карлу I.

19 ноября 1644 года депутаты от графств так называемого «Восточного союза» (англ. Eastern Association), на которых лежало главное бремя по финансовому обеспечению войск, объявили в Парламенте о невозможности дальнейшего финансирования войны. Парламент в ответ на это поручил провести своего рода «инвентаризацию» армии. 9 декабря в Палате общин был вынесен на голосование «Акт о самоотречении» (англ. Self-denying Ordinance), согласно которому все члены Палаты лордов и Палаты общин должны были отказаться от командных постов в армии. Единственное исключение было сделано для Оливера Кромвеля, который, сохранив пост командующего кавалерией при главнокомандующем Томасе Ферфаксе, провёл реорганизацию вооружённых сил Парламента, слив три иррегулярные армии в одну регулярную под началом Ферфакса.

Последующее сражение при Несби (14 июня 1645 года), в котором круглоголовые одержали победу над кавалерами (впрочем, вдвое уступавшими им в числе), укрепило авторитет Кромвеля и его идеи по реформированию армии.

Отрывок, характеризующий Армия нового образца

Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.