Бабиков, Николай Александрович

Николай Александрович Бабиков
Дата рождения	2 декабря 1866(1866-12-02)
Место рождения	Киевская губерния, Российская империя
Дата смерти	1920(1920)
Место смерти	под Архангельском
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР Добровольческая армия
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	209-й пехотный резервный Николаевский полк, 2-я бригада 11-й пехотной дивизии, 2-я бригада 15-й пехотной дивизии, 12-я пехотная дивизия
Сражения/войны	Русско-японская война, Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии	Орден Святого Станислава 3-й ст. (1895), Орден Святой Анны 3-й ст. (1898), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1901), Орден Святой Анны 2-й ст. (1905), Золотое оружие «За храбрость» (1906), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1907), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1909), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1913), Орден Святой Анны 1-й ст. (1914), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1914)

Николай Александрович Бабиков (1866—1920) — генерал-лейтенант, участник русско-японской и Первой мировой войн.

Биография

Родился 2 декабря 1866 года, происходил из дворян Киевской губернии.

Начальное образование получил в Александровском кадетском корпусе, по окончании которого 31 августа 1884 года был зачислен в Михайловское артиллерийское училище.

Выпущен 7 августа 1887 года подпоручиком в 3-ю гвардейскую и гренадерскую артиллерийскую бригаду, несколько позже переведён в лейб-гвардии 2-ю артиллерийскую бригаду.

Произведённый 7 августа 1891 года в поручики Бабиков успешно сдал вступительные экзамены в Николаевскую академию Генерального штаба, по окончании которой 20 мая 1893 года был произведён в штабс-капитаны с переименованием в капитаны Генерального штаба и назначением состоять при Одесском военном округе. С 1 марта 1894 года был помощником старшего адъютанта штаба Одесского военного округа и с 7 октября 1895 года по 12 октября 1896 года отбывал цензовое командование ротой в 16-м стрелковом полку.

Произведённый 6 декабря 1898 года в подполковники Бабиков был назначен штаб-офицером для поручений при штабе Киевского военного округа, а с 8 марта 1899 года был старшим адъютантом этого штаба. С 1 мая по 3 сентября 1901 года для прохождения служебного ценза командовал батальоном в 14-м стрелковом полку. 6 декабря 1902 года за отличие по службе получил чин полковника. 25 марта 1903 года назначен штаб-офицером при управлении 52-й пехотной резервной бригады, в 1904 году прошёл двухмесячную стажировку в артиллерии.

С 3 сентября по 6 ноября 1904 года был начальником штаба 52-й пехотной дивизии, а затем состоял старшим адъютантом управления генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии и принимал участие в русско-японской войне, за боевые отличия получил несколько наград. С 11 мая 1905 года состоял в распоряжении командующего 2-й Маньчжурской армией.

5 декабря 1906 года назначен командиром 209-го пехотного резервного Николаевского полка. 15 июня 1910 года, вместе с производством в генерал-майоры, Бабиков возглавил 2-ю бригаду 11-й пехотной дивизии, 21 декабря того же года перемещён на такую же должность в 15-ю пехотную дивизию.

После начала Первой мировой войны Бабиков 1 октября 1914 года был назначен командующим 12-й пехотной дивизией. Высочайшим приказом от 13 января 1915 года он был награждён орденом св. Георгия 4-й степени и вскоре произведён в генерал-лейтенанты (со старшинством от 5 октября 1914 года). С 31 июля 1915 года Бабиков состоял в резерве чинов при штабе Киевского военного округа, с 20 октября находился в распоряжении военного министра. В 1916—1917 годах Бабиков занимал должность управляющего делами Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства.

После Октябрьской революции Бабиков в марте 1918 года вступил в РККА и был управляющим делами Временно-хозяйственного отдела, а с августа того же года был членом и помощником управляющего делами военно-законодательного совещания, позже являлся председателем Военно-законодательного совета при Реввоенсовете. С 4 июня 1919 года был постоянным членом Военно-законодательного совета.

В 1919 году Бабиков перебежал к белым, служил в Добровольческой армии. В начале 1920 года захвачен органами ВЧК как член Национального центра и штаба Добровольческой армии Московского района. За измену и шпионаж приговором военного трибунала осужден к расстрелу. В мае 1920 года он был отправлен в лагерь под Архангельском и расстрелян. По другим данным числился арестованным ещё в апреле 1921 года.

Награды

Среди прочих наград Бабиков имел ордена:

• Орден Святого Станислава 3-й степени (1895 год)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1898 год)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1901 год)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1905 год, мечи к этому ордену пожалованы в 1907 году)
• Золотое оружие с надписью «За храбрость» (14 марта 1906 года)
• Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1907 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1909 год)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (6 декабря 1913 года, мечи к этому ордену пожалованы 19 ноября 1914 года)
• Орден Святой Анны 1-й степени с мечами (19 ноября 1914 года)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (13 января 1915 года)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. — М., 2009. — С. 89. — ISBN 978-5-9524-4166-8
• Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917—1922 гг. Справочные материалы. — М., 2009. — С. 158, 621, 648, 707. — ISBN 978-5-85887-301-3
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М., 2007. — С. 373, 526. — ISBN 978-5-903473-05-2
• Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917—1920 гг. — М., 1988. — С. 236. — ISBN 5-02-008451-4
• Список генералам по старшинству. Составлен по 15 апреля 1914 года. — Пг., 1914. — С. 621.
• Шабанов В. М. Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769—1920. Биобиблиографический справочник. — М., 2004. — С. 392. — ISBN 5-89577-059-2

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=399 Бабиков, Николай Александрович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Бабиков, Николай Александрович

– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.