Бабоглу, Николай Игнатьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Игнатьевич Бабоглу
Место рождения:

село Копчак, Бессарабия,
Королевство Румыния ныне Гагаузия Молдавия

Род деятельности:

литература, изобразительное искусство

Направление:

писатель, поэт, фольклорист, педагог, автор учебников гагаузского языка

Николай Игнатьевич Бабоглу (иначе Бабогло) (гаг. Nikolay Baboglu) (2 мая 1928, Татар-Копчак — 26 августа 2008, Кишинёв) — гагаузский писатель, поэт, фольклорист, педагог, автор учебников гагаузского языка (совместно с родным братом Игнатом Бабоглу), переводчик, публицист. Один из создателей и корифеев гагаузской литературы. Наряду с Дионисом Танасоглу является крупнейшим представителем гагаузской прозы.





Детские годы. Молодость

Будущий писатель родился в крестьянской семье села Копчак на юге Молдавии. Позже гагаузский писатель и друг Николая Бабоглу Дионис Танасоглу так описал его рождение:
В живописном гагаузском селе Копчак, в самом сердце солнечной Буджакской степи, в лунную ночь 1928 г., родился в семье крестьян… сын Николай. Кто бы мог предсказать, что тогда в маленьком домике взошла звезда будущего писателя?[1]

С детских лет ребенок тянулся к знаниям, позже эти года были описаны писателем в рассказе «Божьим соизволением», героя которого можно целиком идентифицировать с автором[2]. В школе мальчик учился на одни десятки[2], особенно давались ребенку уроки Закона Божия. Это не в последнюю очередь повлияло на решение отца отдать сына на учение в Духовную семинарию (хотя, естественно, тут были замешены и другие интересы, духовная должность придавала большой общественный престиж и вполне обеспечивала безбедное существование своим носителям). Так или иначе, но преодолев все препятствия, стоявшие у него на пути, будущий писатель вступил в стены семинарии. Там же, стр. 34. См. также статью «Божьим соизволением (рассказ, Николай Бабоглу)». Однако долго проучиться в этом духовном заведении писателю не удалось, наступил сороковой год, в Бессарабию вошли советские войска. Необходимость религиозной карьеры отпала сама собой и Николай избрал себе другой путь — путь простого советского педагога в сельской школе.

1950-е годы. Первые литературные опыты

Систематической литературной деятельностью Николай Бабогло начал заниматься в нач. 1950-х гг. Первые его стихотворные опыты мало выделялись среди аналогичных советских стихотворений данного периода.

Литературная зрелость. Поздний период

Список произведений

Повесть

Сборники стихотворений

Пьесы

Переводы

Николаю Бабоглу принадлежит ряд переводов русских, румынских и молдавских писателей (произведения таких авторов как Пушкин, Лермонтов, Шолохов, Тургенев, Эминеску, Крянгэ, Буков и некоторых других[3]).

См. также

Напишите отзыв о статье "Бабоглу, Николай Игнатьевич"

Примечания

  1. Танасоглу, Д. Щедрость дарования // Бабоглу Н. Тарафымын пиетлери. Кишинев, 1988 г. Стр. 3
  2. 1 2 Чеботарь П. А. Гагаузская художественная литература. /50 — е, 80 — е гг. XX в./ Очерки. — Кишинев, 1993 г., стр. 33
  3. [www.gagauzy.com/nikolay-baboglu.html Булгар, С. Николай Бабоглу // Булгар С. С. Буджакские судьбы. Кишинев — 2006 г.]

Ссылки

  • [www.gagauzy.com/nikolay-baboglu.html Биография на сайте Gagauzy.Com]
  • Булгар С. Гагаузские судьбы. Кишинев, 2003. С. 120—124.


Отрывок, характеризующий Бабоглу, Николай Игнатьевич

Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.