Бадара
Село
|
Бадара (азерб. Badara, арм. Բադարա) — село в Нагорном Карабахе. Согласно административно-территориальному делению Нагорно-Карабахской Республики, фактически контролирующей село, расположено в Аскеранском районе НКР, согласно административно-территориальному делению Азербайджанской Республики — в Ходжалинском районе Азербайджана. Расположено на высоте 880 м.
Достопримечательности
Из села по горной тропинке можно подняться на расположенную в горах на высоте 1706 метров над уровнем моря крепость Качакахаберд(сорочья крепость — арм.)
Напишите отзыв о статье "Бадара"
Примечания
- ↑ Данный населённый пункт контролируется Нагорно-Карабахской Республикой. Согласно административно-территориальному делению Азербайджана, территория, контролируемая Нагорно-Карабахской Республикой, располагается в пределах Гёйгёльского, Джебраильского, Зангеланского, Кельбаджарского, Кубатлинского, Лачинского, Тертерского, Ходжавендского, Ходжалинского, Шушинского и части Агдамского и Физулинского районов Азербайджанской Республики. Фактически в настоящий момент Нагорно-Карабахская Республика является непризнанным государством, бо́льшая часть которого Азербайджаном не контролируется.
- ↑ Согласно юрисдиции Нагорно-Карабахской республики
- ↑ Согласно административно-территориальному делению Азербайджанской Республики
- ↑ [census.stat-nkr.am/nkr/1-1.pdf Перепись в НКР]
| ||||||||
| ||||||||||
|
Это заготовка статьи по географии Нагорно-Карабахской Республики. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Бадара
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
