Бакалов, Игорь Григорьевич

Игорь Бакалов Общая информация Полное имя Игорь Григорьевич Бакалов Гражданство СССР СССР → Белоруссия Белоруссия Дата рождения 9 декабря 1939(1939-12-09) Место рождения Свердловск, СССР Дата смерти 25 сентября 1992(1992-09-25) (52 года) Вид стрелкового спорта пулевая стрельба (пистолет и револьвер) Спортивное звание ЗМС СССР Рост/Вес 184 см / 82 кг

Медали Чемпионаты мира Золото Каир 1962 Пистолет центрального боя, 25 м Золото Каир 1962 Пистолет центрального боя, 25 м (команды) Золото Каир 1962 Скорострельный пистолет, 25 м (команды) Серебро Каир 1962 Скорострельный пистолет, 25 м Золото Висбаден 1966 Скорострельный пистолет, 25 м (команды) Серебро Висбаден 1966 Пистолет центрального боя, 25 м (команды) Серебро Финикс 1970 Стандартный пистолет, 25 м (команды) Бронза Финикс 1970 Пистолет центрального боя, 25 м (команды) Чемпионаты Европы Серебро Стокгольм 1963 Пистолет центрального боя, 25 м

Игорь Григорьевич Бакалов (9 декабря 1939 года, Свердловск — 25 сентября 1992 года) — советский и белорусский спортсмен-стрелок, специализирующийся в пулевой стрельбе из пистолета и револьвера, многократный чемпион мира, Европы и СССР. Заслуженный мастер спорта СССР.

Биография

Игорь Григорьевич родился в 1939 году в Свердловске в многодетной семье — кроме него у родителей уже были две дочери и сын. В 1944 году Бакаловы переехали на Украину, а через десять лет — в Ленинград, где Игорь окончил вечернюю школу и работал на заводе имени Ворошилова.

В 16 лет Бакалов вступил в общество охотников и начал учиться стрельбе, а через несколько лет он был призван на срочную военную службу. Службу проходил в Москве, там же начал спортивные тренировки в стрелковом спорте сначала на стрельбище в Мытищах, затем — в ЦСКА.

В 1960 году спортсмен был включён в состав команды «Динамо-1» и впервые стал чемпионом СССР, а уже в 1961 году — вошёл в состав сборной СССР. В 1962 году выиграл чемпионат мира в Каире в стрельбе из крупнокалиберного пистолета (револьвера).

В 1962 году Игорь Бакалов женился на Тамаре, мастере спорта по пулевой стрельбе, и переехал на родину супруги — в Минск. Там же родились обе их дочери — Елена и Татьяна.

После окончания спортивной карьеры несколько месяцев работал в Индии, обучал стрельбе телохранителей Раджива Ганди. За время работы за границей переболел тропической лихорадкой и заболел неустановленным видом инфекционного заболевания, в результате которого в последние годы жизни у спортсмена сильно отекали ноги и имелись иные проблемы со здоровьем.

Убийство Евгения Кондратьева

В 1968 году перед началом Олимпиады в Мехико перед тренировкой Игорь Бакалов случайным выстрелом убил своего коллегу по сборной, стендовика Евгения Кондратьева. По словам очевидцев, Бакалов получил на складе уже заряженный пистолет, а инструкция по технике безопасности запрещала выход из оружейной со взведённым курком и досланным в патронник патроном. Так как в помещении были люди, то спортсмен принял решение выстрелить в дверной проём для того, чтобы разрядить полученное оружие. По стечению обстоятельств в тот же момент на оружейный склад заходил Кондратьев, которого Бакалов со своей позиции не видел.

По результатам расследования дела Игорю Бакалову было назначено условное наказание сроком два года. Родители погибшего его ни в чём не обвиняли и приняли произошедшее как трагическое стечение обстоятельств.

Участие в Олимпиадах

Летние Олимпийские игры 1972 года

На Играх 1972 года Игорь Бакалов выступал в скоростной стрельбе из малокалиберного пистолета. В первый день соревнований спортсмен отстрелял без ошибок и, набрав 298 очков, как и Ладислав Фальта из Чехословакии, стал лидером. Но во второй день Бакалов не смог показать хороший результат. Сначала он в одной из шестисекундных серий потерял очко, затем три очка было потеряно в первой четырёхсекундной серии — после этих ошибок возможности стать победителем соревнований у Игоря Григорьевича уже не было. А задержка начала заключительной серии, приведшая к тому, что последний выстрел был произведён в ребро поворачивающейся мишени (и, как следствие, не засчитан), лишила его места и в первой шестёрке. Результатом Бакалова на этих Олимпийских играх стало 24-е место.

Спортивные достижения

• четырёхкратный чемпион мира (1962 — в стрельбе из револьвера в личном и командном зачёте; 1962, 1966 — в скоростной стрельбе из пистолета в командном зачёте)
• трёхкратный серебряный призёр чемпионатов мира (1962 — в личном зачёте; 1966, 1970 — в командном зачёте)
• бронзовый призёр чемпионата мира (1970 — в командном зачёте)
• двукратный чемпион Европы (1963 — в стрельбе из револьвера и в скоростной стрельбе в командном зачёте)
• трёхкратный серебряный призёр чемпионатов Европы (1963, 1965, 1975)
• бронзовый призёр чемпионата Европы (1965)
• семнадцатикратный чемпион СССР (1960—1962, 1964, 1966—1969, 1971—1972, 1974)
• двукратный рекордсмен мира и Европы
• пятикратный рекордсмен СССР
• обладатель «вечного» рекорда СССР в упражнении МП-10 (586 очков)
• участник Летних Олимпийских игр 1964 года (7 место) и Игр 1972 года (24 место)

Ссылки

• Пулевая стрельба: Справочник / сост. Корейс М.К.. — М.: Физкультура и спорт, 1982. — 400 с.
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ba/igor-bakalov-1.html Игорь Григорьевич Бакалов]. sports-reference.com. Проверено 7 июня 2012. [www.webcitation.org/6BCSeimXF Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
• [www.shooting-ua.com/books/book_12.htm Игорь Бакалов — «Недолет стрельца»]. Федерация стрельбы Украины. Проверено 7 июня 2012. [www.webcitation.org/6BCSdnQwT Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
• [www.issf-sports.org/athletes/athlete.ashx?personissfid=SHRUSM0000000016 Профиль на сайте Международной федерации спортивной стрельбы]

Отрывок, характеризующий Бакалов, Игорь Григорьевич

Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.