ван де Гор, Бас

Бас ван де Гор
Личная информация
Оригинальное имя	Bas van de Goor
Гражданство	Нидерланды Нидерланды
Специализация	центральный блокирующий
Клуб	«Динамо» Апелдорн (1989/90—1993/94) «Модена» (1994/95—1999/00) «Сислей» Тревизо (2000/01—2001/02) «Динамо» Апелдорн (2002/03—2004/05)
Дата рождения	4 сентября 1971(1971-09-04) (52 года)
Место рождения	Осс, Северный Брабант, Нидерланды
Рост	209 см
Награды и медали Волейбол Олимпийские игры Золото Атланта 1996 Чемпионаты мира Серебро Афины 1994 Чемпионаты Европы Серебро Турку 1993 Серебро Афины 1995 Золото Эйндховен 1997 Мировая лига Золото Роттердам 1996 Кубок мира Серебро Япония 1995 Всемирный Кубок чемпионов Серебро Япония 1997

Себастьян Жак Анри «Бас» ван де Гор (нидерл. Sebastiaan Jacques Henri "Bas" van de Goor; 4 сентября 1971, Осс) — нидерландский волейболист, центральный блокирующий, игрок национальной сборной в 1993—2000 годах, чемпион Игр XXVI Олимпиады в Атланте.

Биография

Бас ван де Гор начинал заниматься волейболом в 1980 году в клубе «Овоко» города Осс. В 1988 году выступал за молодёжную сборную Нидерландов на чемпионате Европы в Италии, где она заняла 7-е место, в 1989 году был приглашён в один из сильнейших клубов страны — «Динамо» из Апелдорна.

27 декабря 1990 года Бас ван де Гор дебютировал в составе национальной сборной Нидерландов в матче международного турнира в Апелдорне против сборной Финляндии, а первые официальные игры за «оранжевых» провёл в 1993 году в розыгрыше Мировой лиги. На протяжении восьми лет был одним из ключевых игроков сборной, значительную долю очков набиравшей скоростными атаками первым темпом в его исполнении.

В 1996 году Бас ван де Гор добился главного достижения в карьере, завоевав золотую медаль на Олимпийских играх в Атланте. В финальном матче Олимпиады против сборной Италии на его счету было 13 очков и 23 отыгранные подачи. В сентябре 1996 года Бас ван де Гор был удостоен награды лучшему волейболисту Европы. В 1997 году выбран капитаном сборной Нидерландов и выиграл в её составе чемпионат Европы. На второй Олимпиаде в карьере, в Сиднее-2000, получил награду самому ценному игроку турнира. В общей сложности Бас ван де Гор провёл за сборную 295 матчей, а с 1995 года за «оранжевых» также выступал его младший брат Майк.

С 1994 года Бас ван де Гор защищал цвета ведущих клубов Италии — «Модены» и «Сислея». На протяжении значительной части карьеры спортсмену приходилось бороться с различными травмами и болезнями. Так на свой самый первый матч в итальянской лиге он вышел, скрыв от тренеров травму кисти, а в конце 2001 года после одной из тренировок «Сислея» попал в отделение интенсивной терапии в связи с тромбозом артерии. В апреле 2002 года он снова вышел на площадку в матчах плей-офф чемпионата Италии, по окончании сезона вернулся на родину.

В ноябре 2003 года Бас ван де Гор узнал, что болен сахарным диабетом 1-го типа, но продолжал играть. Последним матчем в его карьере стал поединок финальной серии голландского чемпионата между «Динамо» (Апелдорн) и «Несселанде» (Роттердам) в апреле 2005 года. Его майка с номером «12» была подвешена под сводами арены Dynamohal. В 2005—2006 годах Бас ван де Гор работал в должности технического директора «Динамо».

В 2006 году он создал Фонд Bas van de Goor Foundation, призванный повысить качество жизни диабетиков с помощью физической культуры и спорта. В 2008 году в компании из семи человек, также больных диабетом, Бас ван де Гор совершил восхождение на Килиманджаро. Подъём на вершину под наблюдением группы врачей занял пять с половиной дней, полтора дня ушло на спуск. С 2011 года спортсмены Фонда регулярно участвуют в Нью-Йоркском марафоне.

Бас ван де Гор был директором X чемпионата мира по пляжному волейболу, проходившего в 2015 году в Нидерландах.

Достижения

Со сборной

• Чемпион Олимпийских игр (1996).
• Серебряный призёр чемпионата мира (1994).
• Чемпион Европы (1997), серебряный призёр чемпионатов Европы (1993, 1995).
• Победитель Мировой лиги (1996).
• Серебряный призёр Кубка мира (1995).
• Серебряный призёр Всемирного Кубка чемпионов (1997).

В клубной карьере

• Чемпион Нидерландов (1990/91, 1992/93, 1993/94, 2002/03), серебряный призёр чемпионата Нидерландов (1991/92, 2004/05).
• Обладатель Кубка Нидерландов (1993, 1994).
• Обладатель Суперкубка Нидерландов (1993).
• Чемпион Италии (1994/95, 1996/97, 2000/01), серебряный (1998/99, 1999/00, 2001/02) и бронзовый (1995/96, 1997/98) призёр чемпионатов Италии.
• Обладатель Кубка Италии (1994/95, 1996/97, 1997/98), финалист Кубка Италии (2000/01).
• Обладатель Суперкубка Италии (1997, 2000, 2001).
• Обладатель Кубка европейских чемпионов (1995/96, 1996/97, 1997/98), финалист Лиги чемпионов (2000/01).
• Обладатель Кубка Кубков (1994/95), Кубка Top Teams (2002/03).
• Финалист Кубка CEV (1999/00).
• Обладатель Суперкубка Европы (1995).

Индивидуальные призы

• Лучший нападающий олимпийского турнира в Атланте (1996).
• Лучший волейболист Европы (1996).
• Лучший нападающий чемпионатов Европы (1997, 1999).
• Лучший нападающий Всемирного Кубка чемпионов (1997).
• Лучший блокирующий чемпионата Европы (1999).
• MVP олимпийского турнира в Сиднее (2000).
• Участник Матчей звёзд Италии (1994, 1996, 2000, 2001).

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/va/bas-van-de-goor-1.html Бас ван де Гор] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [youtube.com/watch?v=hY7axgw1TyM «Быть чемпионом, невзирая на диабет»] на YouTube

Отрывок, характеризующий Ван де Гор, Бас

И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.