Косцелецкая, Беата
| Беата Косцелецкая | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: | |
| Дети: | |
Беата Косцелецкая (1515—1576) — внебрачная дочь короля польского и великого князя литовского Сигизмунда I Старого от связи с Катажиной Тельничанкой.
Биография
Официально Беата считалась единственной дочерью подскарбия великого коронного Анджея Косцелецкого (1455—1515) и его жены Катажины Тельничанки (после 1480—1528). Катажина Тельничанка длительное время являлась любовницей принца (затем короля польского и великого князя литовского) Сигизмунда Старого и родила ему трёх детей. В 1510 году Катажина Тельничанка была выдана замуж за великого подскарбия коронного Анджея Косцелецкого. Беата Косцелецкая родилась после смерти своего официального отца, выросла и воспитывалась при дворе королевы Боны Сфорца, второй супруги Сигизмунда Старого.
Беата Косцелецкая, проживая при королевском дворе, познакомилась с молодым западнорусским магнатом, князем Ильей Константиновичем Острожским (1510—1539), старостой брацлавским, винницким и звенигородским. 3 февраля 1539 года в королевском замке в Кракове состоялась бракосочетание Ильи Острожского и Беаты Косцелецкой. На свадьбе присутствовал сам польский король Сигизмунд Старый. Однако первый брак Беаты длился недолго. 19 августа того же 1539 года богатый магнат Илья Константинович Острожский скончался. Перед смертью он оставил завещание, в котором признавал ещё не родившегося ребёнка своим единственным наследником. 19 ноября 1539 года после смерти Ильи Беата родила дочь, которую назвала Эльжбета (Гальша). Её официальными опекунами стали князья Фёдор Сангушко и Константин-Василий Острожский (дядя), король Сигизмунд Старый и его жена Бона Сфорца.
Эльжбета и её мать Беата получили во владение половину Острожского княжества, а другую половину унаследовал князь Константин Острожский (дядя и опекун Гальши). Сразу же после рождения Эльжбеты началась многочисленные споры из-за наследства между её матерью Беатой Косцелецкой и её дядей Константином Острожским. В 1542 году королевская комиссия разделила имущество Ильи Острожского между его вдовой Беатой и её трехлетней дочерью Гальшей. Гальша Острожская получила города Полонное, Кропилов и Чуднов с прилегающии селами, а её мать — Острог, родовое гнездо князей Острожских. Однако из-за малолетства Гальши её владениями управляла мать Беата Косцелецкая. Она выросла в абсолютном послушании и в полной зависимости от своей матери.
Беата Косцелецкая выступала против браков своей дочери Эльжбеты Острожской с князем Дмитрием Сангушко и Лукашем Гуркой. Дмитрий Сангушко в 1553 году при поддержке князя Константина Острожского захватил Острог и женился на Эльжбете Острожской. Польский король Сигизмунд Август отказался признать их брак законным, лишил князя Дмитрия Сангушко должностей, владений и приговорил его к изгнанию. В начале 1554 года молодожены тайно пытались бежать в Чехию, но были настигнуты погоней. Князь Дмитрий Сангушко был убит, а его жена Эльжбета отправлена в Польшу, где она воссоединилась с матерью.
В 1559 году польский король Сигизмунд Август, несмотря на протесты Беаты Косцелецкой, выдал в вавельском замке замуж Эльжбету Острожскую за великопольского магната Лукаша Гурку. В том же году Беата и Эльжбета бежали из Кракова во Львов, где укрылись в доминиканском монастыре. Вскоре Лукаш Гурка со своим войском прибыл во Львов и осадил монастырь. Во время осады в монастырь под видом нищего проник князь Семён Юрьевич Слуцкий, который с согласия Беаты женился на её дочери Эльжбете. Беата Косцелецкая подписала завещание в пользу князя Семёна Слуцкого и передал ему во владение все своим имения, чтобы их не захватил Лукаш Гурка. Сигизмунд Август отказался признать законным новый брак Эльжбеты и потребовал вернуть княгиню её законному мужу Лукашу Гурке. После капитуляции монастыря Лукаш Гурка забрал свою жену и увез её в свой родовой замок Шамотулы в Великой Польше. Беата Косцелецкая в течение многих лет безуспешно судилась с воеводой ленчицким Лукашем Гуркой.
Устав от продолжительной борьбы, Беата Косцелецкая стала искать себе защитника и в 1564 году вышла замуж за воеводу серадзского Альбрехта Лаского. Альбрехт Лаский, известный авантюрист, которому всегда нужны были деньги. Муж был старше жены на 21 год. Сразу же после свадьбы Альбрехт Лаский увез Беату Косцелецкую в словацкий замок Кежмарок, где заставил её переписать всю своё имущество на себя. Альбрет Лаский заключил свою новую жену в замке, где она провела восемь лет, находясь в строгой изоляции и не имея никаких контактов с внешним миром. Беата Косцелецкая безуспешно обращалась за помощью к польскому королю, германскому императору и дружественным её магнатам. Только в 1573 году германский император поручил старосте Верхней Венгрии Ройбнеру расследовать дело Беаты. Во время расследования выяснилось, что воевода серадзский Альбрехт Лаский, будучи женатым на Беате Косцелецкой, незаконно женился на француженке Сабине де Сов. В своем письме к императору Беата умоляла его об освобождении, обещая отказаться от претензий на своё имущество. Однако из-за бескоролевья в Польше в 1573 году и полезности А. Лаского для императорского двора судебное дело не было завершено. Альбрехт Лаский продолжал удерживать свою жену в заключении, несмотря на то, что она обещала отказаться от всех претензий на свои владения в пользу супруга. В 1576 году, несмотря на несогласие А. Лаского, Беата Косцелецкая была вывезена Ройбнером из Кежмарка в Кошице, где, однако, продолжала оставаться под стражей. В июле того же 1576 года Беата скончалась, проведя в заключении одиннадцать лет. Её похоронили в замке Кежмарок.
Источники
- Nyka Józef: Beata Łaska — pierwsza turystka tatrzańska, w: «Wierchy» R. 29 (1960), wyd. Kraków 1961, s. 78-88.
Напишите отзыв о статье "Косцелецкая, Беата"
Ссылки
- [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/koscieleccy01.html KOŚCIELECCY]. // Dworzaczek Włodzimierz. Genealogia. — Warsz., 1959.
Отрывок, характеризующий Косцелецкая, Беата
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
