Биатлон на зимних Олимпийских играх 2002 — спринт (мужчины)
Поделись знанием:
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
Мужская спринтерская гонка по биатлону на XIX Зимних Олимпийских играх | ||||||||||
Место проведения | Солдатская лощина | |||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Даты | 13 февраля 2002 | |||||||||
Участников | 87 из 34 стран | |||||||||
Призеры | ||||||||||
| ||||||||||
«1998 | 2006» |
Биатлон на зимних Олимпийских играх 2002 | ||||
---|---|---|---|---|
Индивидуальная гонка | мужчины | женщины | ||
Спринт | мужчины | женщины | ||
Гонка преследования | мужчины | женщины | ||
Эстафета | мужчины | женщины | ||
Квалификация |
Спринт у мужчин проходил 13 февраля 2002 года.
Гонку выиграл Олимпийский чемпион 1998 года в этой же дисциплине Уле-Эйнар Бьорндален, ставший трехкратным Олимпийским чемпионом.
Итоги
Место | Старт. № | Страна | Биатлонист | Промахи | Время |
---|---|---|---|---|---|
1 | 81 | Уле-Эйнар Бьорндален | 0+0 | 24:51.3 | |
2 | 10 | Свен Фишер | 0+1 | +28.9 | |
3 | 63 | Вольфганг Пернер | 0+0 | +53.1 | |
4 | 6 | Рикко Гросс | 0+1 | +53.3 | |
5 | 23 | Вольфганг Роттманн | 1+1 | +57.5 | |
6 | 39 | Павел Ростовцев | 0+1 | +58.8 | |
7 | 24 | Виктор Майгуров | 0+0 | +59.6 | |
8 | 62 | Фруде Андресен | 0+2 | +1:00.2 | |
9 | 35 | Рафаэль Пуаре | 0+2 | +1:05.6 | |
10 | 2 | Людвиг Гредлер | 1+1 | +1:13.0 | |
11 | 87 | Олег Рыженков | 0+0 | +1:14.2 | |
12 | 58 | Вадим Сашурин | 0+0 | +1:18.6 | |
13 | 77 | Халвар Ханевольд | 0+0 | +1:21.2 | |
14 | 72 | Зденек Витек | 0+1 | +1:22.7 | |
15 | 51 | Михаэль Грайс | 1+1 | +1:27.1 | |
16 | 50 | Пааво Пуурунен | 1+0 | +1:33.4 | |
17 | 55 | Бьёрн Ферри | 1+1 | +1:39.2 | |
18 | 74 | Войцех Козуб | 0+1 | +1:40.6 | |
19 | 17 | Тимо Антила | 0+1 | +1:42.1 | |
20 | 34 | Джереми Тила | 0+2 | +1:45.3 | |
21 | 8 | Венсан Дефран | 1+1 | +1:45.4 | |
22 | 75 | Рене Каттаринусси | 0+1 | +1:46.0 | |
23 | 49 | Томас Глобочник | 0+1 | +1:48.7 | |
24 | 76 | Эгиль Гьелланд | 1+0 | +1:51.2 | |
25 | 29 | Веса Хиеталахти | 0+0 | +1:51.9 | |
26 | 67 | Джей Хаккинен | 1+0 | +1:52.2 | |
27 | 84 | Марко Доленц | 0+1 | +1:55.7 | |
28 | 82 | Карл-Йохан Бергман | 0+1 | +1:55.8 | |
29 | 37 | Франк Люк | 1+1 | +1:56.4 | |
30 | 1 | Дмитрий Боровик | 1+1 | +1:58.8 | |
31 | 54 | Томаш Сикора | 0+1 | +2:08.0 | |
32 | 83 | Томаш Голубец | 0+1 | +2:10.5 | |
33 | 42 | Сергей Русинов | 0+1 | +2:13.0 | |
34 | 44 | Роман Достал | 0+2 | +2:13.6 | |
35 | 56 | Жульен Робер | 1+1 | +2:13.8 | |
36 | 16 | Вячеслав Деркач | 0+1 | +2:14.0 | |
37 | 59 | Алексей Айдаров | 1+1 | +2:15.1 | |
38 | 26 | Андрей Дериземля | 0+1 | +2:19.8 | |
39 | 11 | Марек Матяшко | 0+1 | +2:21.3 | |
40 | 41 | Илмарс Брицис | 1+1 | +2:26.0 |
Напишите отзыв о статье "Биатлон на зимних Олимпийских играх 2002 — спринт (мужчины)"
Ссылки
- [services.biathlonresults.com/Results.aspx?RaceId=BT0102SWRLOG_SMSP Протокол гонки на официальном сайте IBU]
|
Отрывок, характеризующий Биатлон на зимних Олимпийских играх 2002 — спринт (мужчины)
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.