Битва при Земпахе
| Битва при Земпахе | |||
| Основной конфликт: Войны за независимость Швейцарии | |||
 Битва при Земпахе | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Решающая победа швейцарцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва при Земпахе (нем. Schlacht bei Sempach; 9 июля 1386) — сражение между ополчением Швейцарского союза и австрийскими войсками Габсбургов. Разгром австрийской армии швейцарцами обеспечил признание Габсбургами независимости Швейцарии.
После поражения австрийцев в битве при Моргартене в 1315 году Швейцарский союз начал быстро расти: к трём первым «лесным» кантонам прибавились новые: Цюрих в 1351 году, Гларус и Цуг в 1352 году, Берн в 1353-м. Наконец в 1380 году в состав союза вошёл Люцерн. Усиление Швейцарии сильно беспокоило австрийских герцогов, претендовавших на сюзеренитет над северными регионами страны. Успехи в приобретении новых земель, достигнутые герцогом Австрии Леопольдом III, создали возможности для решительной атаки Габсбургами Швейцарской конфедерации. Поводом стало присоединение Люцерна, находящегося в орбите габсбургской монархии, к Швейцарии.
Летом 1386 году крупная австрийско-тирольская армия под командованием самого герцога Леопольда III двинулась в Швейцарию. Избегая атаковать крупные города, австрийцы 8 июля окружили небольшой городок Земпах в 13 км к северо-западу от Люцерна. Несмотря на численное превосходство австрийцев, гарнизон Земпаха отказался капитулировать, ожидая подхода основных швейцарских войск. Уже 9 июля, форсировав реку Ройс, объединённая армия Швейцарского союза подошла со стороны замка Хайдегг и нынешней деревни Гельфинген к расположению войск Леопольда III. В составе швейцарских войск были ополчения «лесных» кантонов, а также Цюриха и Люцерна. Штаб швейцарских ополченцев расположился, согласно местному преданию на восточном берегу озера Хайдегг, на месте где теперь расположен дом сельского почтальона. По всей видимости, швейцарская армия в несколько раз превосходила австрийскую, однако уступала ей в вооружении и обучении.
Предполагая, что перед ним находятся основные силы швейцарской армии, Леопольд III отдал приказ об атаке. Австрийские рыцари спешились и обрушились на швейцарцев. Однако это оказался лишь авангард войск противника. Главные швейцарские силы, разбив идущую на помощь Леопольду III колонну арьергарда, перегруппировались и ударили австрийцам во фланг. Атака была столь сильной, что сражавшиеся пешими рыцари были немедленно смяты, а их солдаты, охранявшие лошадей, пустились в бегство. Австрийские войска были полностью разбиты, герцог Леопольд III и большое число австрийских дворян погибли на поле боя.
По легенде, ключевую роль в победе сыграл швейцарский рыцарь Арнольд фон Винкельрид, который с криком «Я открою вам проход, а вы позаботьтесь о моей жене и детях!» бросился на острия австрийских пик, увлекая их к земле своим телом и открывая возможность швейцарцам для атаки.
Разгром при Земпахе заставил Габсбургов признать фактическую независимость Швейцарского союза. По миру 1394 года австрийский герцог Альбрехт III отказался от сюзеренитета над швейцарскими кантонами.
См. также
Напишите отзыв о статье "Битва при Земпахе"
Отрывок, характеризующий Битва при Земпахе
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
