Бурдалю (бурдалу; фр. bourdalou) — женское подкладное судно для мочеиспускания (утка), продолговатой формы с одной ручкой, по форме напоминающее соусник — изящный предмет французского обихода XVII—XVIII веков[1][2][3][4].
Описание
Бурдалю обычно изготавливались из фаянса или фарфора[1][2].
Как правило, изделие украшалась изысканной росписью[1].
Иногда на донышке бурдалю помещались рисунки и надписи игривого содержания, соответствующие нравам XVIII века[2].
Например, на бурдалю из петергофской коллекции изображён глаз и надпись на французском языке: «Он тебя видит, шалунишка!»[2].
История
Самые ранние сохранившиеся бурдалю датируются первым десятилетием XVIII века. По легенде, название произошло от имени Луи Бурдалу, который во времена Людовика XIV читал столь длинные проповеди, что дамам, дабы иметь возможность дослушать их до конца, приходилось брать с собой в церковь «дневные вазы»[1][2][3].
Использование
Бурдалю использовались представительницами высших слоёв общества во время длительных поездок или визитов в качестве мобильных «дневных ваз»[2][4]. Служанки были обучены аккуратно подсовывать бурдалю под юбки госпожам (трусов в то время женщины не носили). Приподнятый кончик с одной стороны и ручка с другой позволяли женщине справить нужду и без помощи посторонних, в положении стоя.
205 Bourdalou mit Blumenmalerei Frankenthal c1756-1759.jpg
Бурдалю с цветочным рисунком (без знака художника). Фарфор, 1756-1759 годы
French bourdeloue, c. 1735, Chantilly, soft-paste porcelain, Honolulu.JPG
Французское бурдалю в форме ракушки с рисунком в восточном стиле. Фарфор, около 1735 года.
Bourdaloue dsc02723.jpg
Бурдалю, принадлежавшее бывшей австрийской императорской фамилии. Хофбург, Вена.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бурдалю"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Власов В.Г. [slovari.yandex.ru/~книги/Словарь%20изобразительного%20искусства/Бурдалю/ Бурдалю // Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства: В 10 т.] (рус.). Спб.: Азбука-классика (2004-2009). Проверено 27 октября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [books.google.ru/books?id=4RhMIa3yyaQC&printsec Повседневная жизнь Российского императорского двора. Детский мир императорских резиденций. Быт монахов и их окружений.] (рус.). Литрес (2013). Проверено 27 октября 2013.
- ↑ 1 2 Игорь Зимин. [books.google.ru/books?id=WJbx-BRmQ78C Зимний дворец. Люди и стены. История императорской резиденции. 1762-1917] (рус.). Литрес (2013). Проверено 27 октября 2013.
- ↑ 1 2 Екатерина Юхнева. [books.google.ru/books?id=zL-wwHq6GJsC Петербургские доходные дома. Очерки из истории быта] (рус.). Литрес (2013). Проверено 27 октября 2013.
 |
|---|
| | Виды | |
|---|
| | Оборудование | |
|---|
| | Предметы | |
|---|
| | Процессы | |
|---|
| | Культура | |
|---|
| | В мире | |
|---|
| | Разное | |
|---|
|
Отрывок, характеризующий Бурдалю
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
