Бустаманте-и-Герра, Хосе де

У этого человека испанская фамилия; здесь Бустаманте — фамилия отца, а Герра — фамилия матери.

Хосе де Бустаманте-и-Герра
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Хосе де Бустаманте-и-Герра (исп. José de Bustamante y Guerra), иногда упоминаемый как просто Бустаманте (исп. Bustamante; 1 апреля 1759, Корвера-де-Торансо, Кантабрия — 10 марта 1825, Мадрид) — офицер испанского военно-морского флота, исследователь и политический деятель.

Родился в Корвера-де-Торансо (Кантабрия, Испания).

В 1770 году Бустаманте стал гардемарином в Академии Гуардиемеринас в Кадисе. После окончания учёбы он направился на Филиппины, но его корабль был атакован и захвачен британским военным кораблём. Бустаманте, в конечном счёте, был освобождён и возвратился в Испанию.

В 1788 году Бустаманте и Маласпина предложили испанскому правительству организовать крупную научную экспедицию по образцу путешествия Джеймса Кука. Проект был одобрен, и специально для экспедиции было построено два корвета: Бустаменте стал капитаном корвета «Atrevida», а Маласпина - корвета «Descubierta». С 1789 по 1794 годы экспедиция обошла Тихий океан, останавливаясь в испанских колониях, и изучила такие малоисследованные в то время районы, как северо-западное побережье Америки, Новая Зеландия и Австралия. Во время экспедиции Бустаманте вёл дневник, который был опубликован в 1868 году.

После возвращения в Испанию в 1794 году Бустаманте вскоре был повышен в звании до бригадира флота. В 1796 году он был назначен генерал-губернатором Парагвая и Монтевидео. 5 октября 1804 года, во время плавания в Испанию, его флотилия была без объявления войны атакована и захвачена в плен британской эскадрой. Впоследствии он был освобождён, и предстал перед испанским военным трибуналом, но был оправдан. В 1810-1817 годах был генерал-капитаном Гватемалы.

Отрывок, характеризующий Бустаманте-и-Герра, Хосе де

– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.