Бухов, Аркадий Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аркадий Бухов
Псевдонимы:

Л. Аркадский, А. Панин

Дата рождения:

26 января 1889(1889-01-26)

Место рождения:

Уфа, Российская империя

Дата смерти:

7 октября 1937(1937-10-07) (48 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Род деятельности:

писатель, сатирик, юморист

[lib.ru/RUSSLIT/BUHOW_A/ Произведения на сайте Lib.ru]

Арка́дий Серге́евич Бу́хов (26 января (7 февраля) 1889, Уфа — 7 октября 1937 Москва) — русский советский писатель, сатирик, фельетонист.





Биография

Родился в семье железнодорожника. Учился на юридических факультетах Казанского и Санкт-Петербургского университетов, но высшего образования не получил. В 1907 году дважды подвергался аресту (по подозрению в принадлежности к РСДРП и партии эсеров), был сослан на Урал.

Широкая известность пришла к Аркадию Бухову во время сотрудничества с журналами «Сатирикон» и «Новый Сатирикон».

После Октябрьской революции и закрытия «Нового Сатирикона» в 1918, Аркадий Бухов перебирается в Литву и два года выступает с театральной труппой. В 1920 году становится издателем и редактором русской газеты в Литве «Эхо» (Каунас), где печатались Иван Бунин, Александр Куприн, Саша Черный, Аркадий Аверченко, Игорь Северянин, Тэффи, Владимир Немирович-Данченко и др.

В 1927 году возвращается в СССР, где сотрудничает в советских сатирических изданиях: «Чудак», «Бегемот», «Безбожник», печатается в «Литературной газете», «Известиях». С 1928 года — секретный сотрудник ОГПУ-НКВД[1]. С 1932 года работает в журнале «Крокодил».

Арестован 29 июня 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР. 7 октября 1937 г. приговорен за «шпионскую деятельность» (ст. 58, п.п. 6, ч. 1, 8 и 10, ч. 1 УК РСФСР) к высшей мере наказания. Расстрелян в тот же день. Реабилитирован по определению Военной коллегии Верховного Суда СССР от 7 июля 1956 года (официальная справка ФСБ РФ № 10/А-3814 от 08.09.2009 года)[2]. Восстановлен посмертно в Союзе писателей.[3] Место захоронения — территория Московского крематория (Донское кладбище)[2].

В биографии из сборника «Жуки на булавках» (издание 1970 года) ошибочно указано, что Бухов умер в 1944 году. Внимательно прочитав биографическую справку на странице 299 этого сборника, можно предположить, что ошибка эта не случайна: описывая биографию Бухова, безымянный автор отрывка проводит четкое разделение между «ранними рассказами», где, по мнению автора отрывка, Бухов «…писал „как все“, не затрагивая острых социальных проблем», и «расцветом его творчества в 1928—1936 годах..», когда, по мнению автора, Бухов «…сочетал в себе бесшабашную веселость, поразительный юмор, способность смешить читателя с социальной направленностью, сатиричностью, гражданственностью…»

Напишите отзыв о статье "Бухов, Аркадий Сергеевич"

Ссылки

  • [www.russianresources.lt/archive/Buhov/Buhov_0.html Произведения. Письма. Критика и Эссеистика.]
  • [lib.aldebaran.ru/author/buhov_arkadii/ Произведения]
  • [ironicpoetry.ru/autors/buhov-arkadiy/ Стихотворения Аркадия Бухова на сайте иронической поэзии]

Примечания

  1. Киянская О. И., Фельдман Д. М. Портреты и скандалы: Очерки истории русской советской литературы и журналистики. М.: Форум, 2015. С. 255—258, 365.
  2. 1 2 Миленко В.Д. [vika-milenko.narod.ru/index/pamjat_o_satirikoncakh_nachalo_uvekovechenija/0-38 Аверченко и мир: память о сатириконовцах].
  3. Миленко В.Д. [archive.is/T5TJ Аркадий Бухов: краткий очерк жизни и творчества].

Литература

  • Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь. Т. 1: А-Г. М., 1989. С. 380—381.
  • Спиридонова Л. А. Русская сатирическая литература начала XX века. М., 1977.

Отрывок, характеризующий Бухов, Аркадий Сергеевич

– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.