Валежник

Вале́жник (валеж, валежный лес) — упавшие на землю в лесу стволы деревьев или их части: сучья, ветви, сухие и гниющие. Сломленный ветром (бурелом), навалом снега и т. п. лес, а также лес срубленный и полуобработанный, но не вывезенный и брошенный (часто как забракованный). Вообще всякий поваленный или лежащий на земле лес, в большей или меньшей степени утративший технические качества и ценность. Свежий валежник может использоваться в качестве топлива.

Образование

Образование валежника происходит при естественном отмирании деревьев, рубках, лесных пожарах, ветровале, буреломе, снеголоме, снеговале, ожеледи (оледенение кроны и ствола), повреждении насаждений вредными насекомыми, грибными болезнями.

Экологическое значение

Разложившийся валежник оставляет в почве питательные вещества. Образуемые им микроповышения создают условия для самовозобновления ценных пород (ель, пихта, сосна). Валежник укрепляет склоны, защищает почву. Он является постоянным или временным домом для многих обитателей: микроорганизмов, грибов, членистоногих, моллюсков, земноводных и пресмыкающихся, птиц и даже мелких млекопитающих. Для успешного развития растений некоторых видов необходимо, чтобы их семена проросли в валежнике.

Валежник играет значительную роль как долговременное хранилище углерода. Например, в хвойных лесах в валежнике вместе с почвой может содержаться до 25—30 % запасённого в лесу углерода.

Природоохранные аспекты и переработка

Накопление валежника весьма опасно для леса, так как валежник, представляя удобную пищу для огня, в случае возникновения лесного пожара способствует быстрому его распространению на значительные пространства. Кроме того он является благоприятной средой для различных вредных насекомых, в особенности короедов, которые, размножаясь, переходят с него и на растущие деревья, уничтожая часто десятки и сотни тысяч гектаров ценного леса. Поэтому в благоустроенном лесном хозяйстве обращается особенное внимание на своевременное удаление валежника из леса — уборку его (требование ст. 168 Лесного устава Российской империи относительно казенных лесов, а также современного законодательства МПР РФ), причем решающее значение имеет состояние валежника.

Он вреден в пожарном отношении и как рассадник насекомых только вначале, в первые годы своего существования, впоследствии же, при дальнейшем разложении древесины, становится безвредным и самое удаление его тогда из леса приносит уже не пользу, а ущерб хозяйству, напрасно лишая лесную почву природного удобрения. Но при всей желательности скорейшей очистки лесных посадок от свежего валежника, уборка его далеко не всегда может быть выполнена, вследствие отсутствия спроса на материалы, получаемые от его разработки, и потому невозможности возвращения затрат, сделанных на его уборку. В иных случаях можно помочь в этом отношении введением лесотехнических производств — смолокурения, углежжения, варки поташа и т. п., оплачивающих с избытком издержки по сбору.

Юридические аспекты

В России

В Лесном уставе Российской империи нахождение леса уже не на корне и меньшая его ценность, сравнительно с растущим, считаются признаками валежника. Валежник различался от сухоподстоя и бурелома; так, например, по статье 410, для сбережения казенных лесов в Ставропольской губернии воспрещалась из них продажа не только растущего, но и сухоподстойного леса, а разрешалась частным лицам покупать только валежник. Точно так же в 282 статье бывшим государственным крестьянам разрешалось бесплатное пользование определенным количеством деревьев отдельно из валежника, сухоподстойного и буреломного леса. Разрешая управлениям государственными имуществами продажу валежника ниже таксовой стоимости, что в отношении растущего леса может быть сделано только с дозволения министра, — закон, очевидно, считал валежник малоценным материалом, хотя и допускал, что, смотря по его состоянию, из него могут быть заготовлены не только дрова, но и строевой и поделочный лес.

В Германии на основании гуманитарных побуждений и лесоохранительных соображений, допускалось бесплатное пользование валежником в казенных и некоторых частных лесах соседними несостоятельными жителями, при соблюдении условий относительно доказательств несостоятельности и времени пользования. Сбор валежника разрешался, для удобства надзора, только в определенные дни и часы от восхода до захода солнца, причем запрещалось употребление железных орудий, вывозка на телегах, продажа собранного.

В Российской империи бесплатное пользование валежником из казенных лесопосадок допускалось только в исключительных случаях, как лесоохранительная мера для предупреждения или прекращения вреда, причиняемого лесу насекомыми, или как мера вспомоществования бедствующему населению. Так, в неурожайный 1891 год Высочайше разрешен (16 июля) безденежный отпуск дров и хвороста из валежного леса крестьянам двадцати губерний, с соблюдением почти тех же условий, какие приняты в Германии.

Лесной кодекс РФ от 2006 года для сбора валежника предписывает заключать договора купли-продажи лесных насаждений, что делает правонарушителями большое количество граждан, свободно собирающих валежник.

См. также

• Дрова
• Древесина

Ссылки

• [www.booksite.ru/forest/forest/orginize/1.htm «Положение о сбережении лесов», 1888]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Валежник

– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.