Варлаам (Константинов)

Епископ Варлаам (в миру Величко Димитров Константинов; 2 апреля 1851, Самоводене (ныне община Велико-Тырново, Великотырновская область) — 30 мая 1937, София) — епископ Болгарской православной церкви, титулярный епископ Левкийский.

Биография

Начальное образование получил в трёхклассном училище в родном селе. После обучения, в 1877—1878 году работал учителем в селе Карамца (ныне община Горна Оряховица). Осенью 1878 года поступил послушником в Великотырновскую Преображенскую обитель.

С 1883 по 1885 год учился в Софии в классической гимназии. После начала Сербско-болгарской войны записался в студенческий добровольческий легион и был отправлен на фронт в качестве знаменосца.

После войны, в 1886 году вернулся в Преображенский монастырь, но по распоряжению Великотырновской митрополии был переведен в Лясковский Петропавловский монастырь, где 19 ноября того же года был пострижен в монашество с именем Варлаам, а 24 декабря того же года был рукоположен в сан иеродиакона и назначен митрополичьим диаконом.

В начале 1888 года, по просьбе мецената Евлогия Георгиева, был направлен митрополитом Климентом в Бухарест, для служения в местной Кирилло-Мефодиевский болгарской церкви. Осенью того же года он был зачислен учеником в Бухарестскую семинарию митрополита Нифонта.

В 1895 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, но по окончании первого курса в 1896 году по состоянию здоровья был переведён на Богословский факультет Бухарестского университета, который окончил в 1899 году.

После возвращения в Болгарию 10 января 1899 года был назначен протосингелом Тырновской епархии. 21 ноября того же года был рукоположен в сан иеромонаха в Софии.

21 марта 1904 года решением Священного Синода был возведен в сан архимандрита.

5 июля 1909 года был рукоположен в титулярного епископа Левкийского, викария Софийской епархии.

25 апреля 1913 года после того, как епископ Драговитийский Иосиф (Бакарджиев) по состоянию здоровья получил отпуск с поста Беломорско-Родопской (или Гюмюрджинской) миссию для болгарских мусульман, переходивших в православие после освобождения этих территорий болгарской армией, на его место заступил епископ Левкийский Варлаам. 16 сентября 1913 года в Царьграде был подписан мирный договор между Болгарией и Турцией.

12 июня 1914 года, выслушав большой доклад начальника Культурно-просветительского отдела Стефана Цанкова о состоянии акции крещения и об отношении правительства к ней, получив убедительные доказательства, что «сейчас нет никаких условий для улучшения порушенного дела», Священнй Синод решил больше не обращаться к государственным властям за содействием и вообще считать вопрос о крещении болгар-мусульман окончательно закрытым.

В письме Священного Синода от 11 марта 1922 года рассматривался как кандидат на замещение освободившейся в связи со смертью митрополита Софийской епархии.

В конце октября 1923 года уволен от должности викария Софийской митрополии, после чего до сентября 1924 года проживал в Преображенском мужском монастыре.

12 и 13 сентября 1924 года вместе с другими болгарскими иерархами в хрме святого Александра Невского сослужил архиепископу Кишинёвскому Анастасию (Грибановскому) и епископу Царицинскому Дамиану (Говорову), что являлось признанием Болгарского экзархата со стороны РПЦЗ.

С 29 сентября 1924 года по 1 января 1929 года был настоятелем Рыльского монастыря.

С 15 апреля 1929 года по 7 мая 1930 года вместе группой болгарских паломников, отправился в паломничество по святым местам, посетив Иерусалим и Афон.

В апреле 1931 года был назначен викарием Тырновского митрополита, и оставался на этой должности до начала 1934 года.

В дальнейшем, ввиду старости, проживал в Софии в качестве «епископа в распоряжении» Священного Синода.

В 1936 года, вместе с митрополитом Охридским Борисом (Георгиевым), ушёл на покой и удалился в Рыльский монастырь.

Скончался 30 мая 1937 года в Софии и был похоронен в столичном Храме святителя Николая.

Литература

• Борис Цацов. Архиереите на Българската православна църква: Биографичен сборник. стр. 325
• Борис Цацов Chronicle of the Bulgarian Orthodox Church: History & Personalities, Coronet Books Inc стр. 499

Отрывок, характеризующий Варлаам (Константинов)

За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…