Верёвкин, Михаил Иванович

Михаил Иванович Верёвкин
Род деятельности:	переводчик, поэт, прозаик, драматург
Дата рождения:	1732(1732)
Место рождения:	село Покровское, Клинский уезд, Московская губерния, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	21 марта (1 апреля) 1795(1795-04-01)
Место смерти:	село Михалёво, Дмитровский уезд, Московская губерния, Российская империя

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаи́л Ива́нович Верёвкин (1732, с. Покровское Клинского уезда Московской губернии — 21 марта [1 апреля] 1795, с. Михалево Дмитровского уезда Московской губернии) — русский поэт, прозаик, драматург, переводчик. Член-корреспондент РАН (1782), Академик РАН (1785).

Происходил из мелкопоместных дворян. Учился в Морском кадетском корпусе (1742—1748). Служил на флоте мичманом (1751), корабельным секретарём (1753).

Биография

Верёвкин родился в 1732 году в селе Покровском Клинского уезда Московской губернии. Лишившись отца на восьмом году жизни, Верёвкин был отдан в морской корпус, где и кончил курс мичманом. В 1755 г., при учреждении Московского университета, он оставил флот и был определён вместе с И. И. Мелиссино в товарищи к куратору университета И. И. Шувалову, а в 1758 г. в товарищи казанского губернатора и в директора тамошней гимназии, которую ему лично пришлось и открывать. Видя бедственное положение своих питомцев, — гимназия совсем была не обеспечена в материальном отношении, — директор предложил родителям учеников присылать в гимназию припасы натурой. По доносу Верёвкин был за это отставлен, и лишь долгое следствие открыло его невиновность.

Он уехал в свою деревню Михалево в Клинском уезде и жил там, занимаясь сельским хозяйством и словесностью, вплоть до Пугачёвского бунта. Тут он поступил начальником канцелярии к графу Панину и занимался, между прочим, раздачей пособий пострадавшим от бунта.

Вернувшись затем опять в Михалёво, он, по повелению императрицы Екатерины II, перевёл «Записки герцога Сюллия» (М., 1770—1776).

Впоследствии Верёвкин был переводчиком при кабинете её величества, советником новгородского губернского правления и, наконец, председателем Тверской палаты гражданского суда. По предложению княгини Дашковой был избран в 1782 г. в члены-корреспонденты Императорской Академии наук, а в 1785 г. — в члены Российской академии. Умер в 1795 г.

Литературная деятельность

Литературная деятельность Верёвкина заключалась главным образом в переводах, их длинный список помещен в «Москвитянине» (1842, книга VI), в том числе перевод Корана с французского перевода Андрэ дю Рие. Они делались по указанию императрицы и на её счет печатались в пользу Верёвкина. Он писал также стихотворения и сочинил комедию «Так и должно» (М., 1773). Эта комедия заключает в себе много оригинального и свидетельствует о таланте и наблюдательности автора. Им же составлено «Описание Екатерининских вод в Астраханской губернии» (М., 1780). М. М.

Литература

• Густерин П. Русскоязычная коранистика досоветского периода // Вопросы истории. — 2015. — № 5. — С. 160.

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

• Верёвкин Михаил Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49322.ln-ru Профиль Михаила Ивановича Верёвкина] на официальном сайте РАН

См. также

• Колмаков, Алексей Васильевич
• Постников, Петр Васильевич
• Богуславский, Дмитрий Николаевич
• Саблуков, Гордий Семёнович

Отрывок, характеризующий Верёвкин, Михаил Иванович

– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.