Вильгельм V Оранский

Вильгельм V Оранский нидерл. Willem V van Oranje-Nassau<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Генеральный штатгальтер Республики Соединённых провинций
1 января 1751 — 17 января 1795 (de-facto)/ 23 февраля 1795 (de-jure)
Регенты:	Анна Ганноверская (1751 — 1759), Мария Луиза Гессен-Кассельская (1759 — 1765), Каролина Оранская и Людвиг Эрнст Брауншвейг-Люнебургский (1765 — 1766)
Предшественник:	Вильгельм IV Оранский
Преемник:	Должность упразднена
Вероисповедание:	Кальвинизм
Рождение:	8 марта 1748(1748-03-08) Гаага
Смерть:	9 апреля 1806(1806-04-09) (58 лет) Брауншвейг
Место погребения:	Ньивекерк в Делфте
Род:	Нассау-Оранская династия
Имя при рождении:	Вильгельм Батавус
Отец:	Вильгельм IV
Мать:	Анна Ганноверская
Супруга:	Вильгельмина Прусская
Дети:	сыновья: Виллем I и Георг Фредерик Виллем дочь: Луиза Фредерика Вильгельмина

Вильгельм (Виллем) V (нидерл. Willem V Batavus; 8 марта 1748 — 9 апреля 1806) — принц Оранский и Нассау-Дицский, последний штатгальтер Нидерландов (1751-95).

Биография

Вильгельм V был сыном Вильгельма IV Оранского и Анны Ганноверской — дочери британского короля Георга II. В год смерти отца ему было всего три года, и на протяжении последующих восьми лет регентство находилось в руках матери. После смерти Анны (в 1759 г.) регентство перешло к бабушке, Марии Луизе Гессен-Кассельской, затем (в 1765 году) — к герцогу Людвигу Эрнсту Брауншвейг-Люнебургскому (деверю Анны Леопольдовны).

В 1766 году Вильгельм Батавус (таково было его полное имя) был объявлен совершеннолетним, однако на первых порах полагался на советы герцога Брауншвейг-Люнебургского и своей сестры Каролины. В 1767 году в Берлине была сыграна его свадьба с принцессой Вильгельминой — племянницей Фридриха Великого. После этого к числу его многочисленных советников добавились прусские агенты.

В своей внешней политике Вильгельм поначалу ориентировался на Англию, поскольку был связан с Ганноверами узами близкого родства. Несостоятельность этой политики была продемонстрирована в 1780 году, когда, воспользовавшись надуманным предлогом, англичане развязали против голландцев четвёртую войну. Унижением штатгальтера не преминула воспользоваться партия патриотов, потребовавшая от него немедленных государственных преобразований.

Батавская революция вынудила Вильгельма оставить свою столицу в руках патриотов и переехать с семьёй и придворными в загородный дворец Хет Лоо. Его супруга пыталась вернуться в Гаагу, но при въезде в город была задержана патриотами. Прусский король счёл это личным оскорблением и послал армию, чтобы выдавить неприятелей штатгальтера на север Франции (1787). Вернувшись в Гаагу, Вильгельм возобновил свою консервативную политику, которая вызывала всё большее отторжение подданных. В 1794 году в Нидерланды вошла французская революционная армия, к которой примкнули патриоты. 19 января 1795 года штатгальтер бежал в Англию, а 23 февраля он был смещён с поста штатгальтера.

Узнав о создании на его наследственных землях Батавской республики, Вильгельм V в 1802 году покинул Лондон и удалился в Нассау, где провёл последние годы своей жизни. Его старший сын Вильгельм после свержения Наполеона вернулся в Нидерланды как первый король этого государства. Прах Вильгельма V был перенесён в семейную усыпальницу Оранской династии в Делфте в 1958 году.

Ссылки

• [www.tegels-uit-rotterdam.com/willemdevencarolina.html Биография]
• [www.hrono.ru/biograf/bio_we/vilgelm1772.php Вильгельм V Оранский]. На сайте «Хронос».
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:12333 Вильгельм V Оранский] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Вильгельм V Оранский

– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.