Водник, Валентин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валентин Водник

Валентин Водник (словен. Valentin Vódnik или Vodník; 3 февраля 1758, Згорня-Шишка Габсбургская монархия (ныне один из районов г. Любляна, Словения) — 8 января 1819, Любляна) — словенский поэт, языковед, редактор, литературный критик, переводчик. Священник францисканского Ордена меньших братьев.

Деятель национального возрождения Словении, просветитель.





Биография

Получил богословское образование. В 1784 г. стал священником в Копривнике. Здесь близко сошёлся с меценатом словенской литературы бароном Сигизмундом фон Цойсом и увлёкся минералогиею и лингвистикою. В этот период времени издавал краинский календарь (1795—1797): «Velika pratika ali Kalender», к которому были приложены статьи по сельскому хозяйству.

В 1797 переселился в Любляну, стал учителем гимназии, поддерживал краинских переводчиков Библии.

Был редактором и единственным автором первой словенской газеты «Люблянске новице од вших краёв целига свейта» («Lublanske novice od všich krajov cęliga svęjta», 1797—1800).

Начало XIX века пробудило у словенцев живые надежды на лучшее национальное будущее, которые достигли апогея в 1809, когда в результате наполеоновских войн Краина и Словенское Приморье перешли к Франции. Выразителем этого воодушевления стал В. Водник. Благодаря своему знанию французского языка, получил должность директора всех учебных заведений Иллирийской провинции.

Валентин Водник — реформатор школьного обучения, в 1811 издал школьную грамматику «Pisemnost», в начале которой поместил стихотворение «Ilirija oživljena» («Воскрешённая Иллирия»), где наиболее ярко проявились национально-патриотические надежды словенцев.

Он перевёл французскую грамматику Ломонда и написал учебник по словенскому языку для начальных школ. В это же время с большим рвением трудился над составлением пространного немецко-словенско-латинского словаря «Slovar némshko-slovensko-latinski», который, однако, не успел окончить.

Падение Наполеона уничтожило все надежды иллирийцев, которые вновь подпали под власть Австрийской монархии.

Водник, расставшись с прежними мечтаниями, решил, что словенцы могут рассчитывать на лучшее будущее только в том случае, если они примирятся со своим положением и докажут Габсбургам свою политическую благонадежность. Побуждаемый этой мыслью, поэт написал военную песню для словенских солдат «Estrajh sa sve» («Австрия для всех»). Однако, это не спасло его от преследований за прежнюю общественно-политическую деятельность.

Он был лишён места директора и назначен учителем итальянского языка, с ничтожным жалованьем. С тех пор В. Водник влачил жалкое существование и его педагогическая деятельность почти прекратилась.

Творчество

Как поэт дебютировал в 1781. Его сборник «Стихотворные опыты» (1806) содержал первые словенские стихи, написанные живым народным языком. Водник пробуждал чувство национального самосознания, воссоздавал эпизоды народной истории (ода «Воскрешённая Иллирия», 1811), обрабатывал юмористические бытовые сюжеты.

В 1806 году собрал свои стихотворения в сборник «Pesme sa pokuschino», затем составил прекрасный учебник «Geschichte des Herzogthumus Krain, des Geliebthes von Trieste und der Grafschaft Görz» (1809).

Поэту принадлежат воинственные песни для славянского ополчения «Pesme sa brambovze».

В. Водник занимает видное место в словенской литературе. Считается, что с него началось словенское «возрождение».

Заслуги В. Водника высоко ценятся словенцами, в 1880 году ему был поставлен памятник в Любляне.

К 250-летию со дня рождения Валентина Водника Национальный банк республики Словения выпустил серебряные (номиналом €30) и золотые (номиналом €100) монеты с профилем Валентина Водника. На них стоит строфа из его стихотворения «Moj spomenik» («Мой Памятник») — «Нет дочери, нет сына следующих за мной, всё в моей памяти: песня, поёт за меня».

Избранная библиография

Поэзия

  • Pesme za pokušino (сборник стихов, 1806)
  • Pesmi za brambovce (сборник стихов, перевод с патриотических австрийских стихов, воспевающих Наполеона, 1809)
  • Pesme (посмертный сборник стихов, 1840)

Педагогические труды

  • Popisuvanje Krajnske dežele (Velika pratika, 1795)
  • Povedanje od slovenskiga jezika (первая на словенском языке, 1797—1798)
  • Kuharske bukve (перевод с немецкого, 1799)
  • Babištvo ali Porodničarski Vuk za Babice (перевод, 1818)

Учебники

  • Geschichte des Herzogthumus Krain, des Geliebthes von Trieste und der Grafschaft Görz (1809)
  • Abeceda za perve šole (1811)
  • Pismenost ali Gramatika za perve šole (1811)
  • Početki gramatike to je Pismenosti Franzoske gospoda Lhomonda …: sa latinske franzoske shole v' Illirii (1811)
  • Keršanski navuk za Illirske dežele vzét iz Katehizma za vse cerkve Francozkiga Cesarstva (1811)
  • Abeceda ali Azbuka (1812)
  • Slowenisches Wörterbuch — Slovensek Besednjak(словарь, оставшийся в рукописи, 1813)
  • Vodnikova Krajnska pismenost okrajšana za male šole (1847)

Умер в Любляне 8 января 1819 года.

См. также

Напишите отзыв о статье "Водник, Валентин"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Водник, Валентин

– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.