Володарь Ростиславич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Володарь Ростиславич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Смерть Володаря и Василько Ростиславичей. Лицевой летописный свод =</td></tr>

Князь звенигородский
1085 — 1092
Предшественник: удел образован
Преемник: Ростислав Володаревич
Князь перемышльский
1092 — 1124
Предшественник: Рюрик Ростиславич
Преемник: Ростислав Володаревич
 
Смерть: 19 марта 1124(1124-03-19)
Отец: Ростислав Владимирович (князь тмутараканский)

Волода́рь Ростисла́вич (умер 19 марта 1124) — князь звенигородский с 1085 по 1092, князь перемышльский с 1092. Правнук Ярослава Мудрого, сын тмутараканского князя Ростислава Владимировича, дед Ярослава Осмомысла.





Биография

Согласно сообщению В. Н. Татищева, в начале 1060-х годов Ростислав Владимирович женился на дочери венгерского короля (вероятно, на Ланке, дочери короля Белы I)[1]. Другие источники не подтверждают и не опровергают эту информацию. Если это верно, то, учитывая, что Ростислав умер в начале 1067 года, Володарь родился в первой половине 1060-х годов.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3147 дней]

По смерти отца в 1067 году вместе с братьями Рюриком и Васильком был изгнан из Тмутаракани. Проживал во Владимире-Волынском при дворе двоюродного дяди, Ярополка Изяславича. Вместе с братьями бежал от него и овладел землями в Прикарпатье. В 1086 году Ярополк, вступивший в союз с Всеволодом Ярославичем Киевским, был убит во время похода против Ростиславичей[2].

Любечский съезд 1097 года закрепил за Володарем Перемышль. К 1099 году относится новая попытка киевских князей (Святополка Изяславича) установить контроль над юго-западными русскими землями, но Володарь с братом одержали победу на Рожном поле, а затем, во время вторжения венгров, Володарь отстоял Перемышль (венгры были разбиты его союзниками: Давыдом Игоревичем и половцами в битве на Вагре).

В 1117 году Володарь и Василько воевали в союзе с Владимиром Мономахом и Давыдом Ольговичем против Ярослава Святополчича. Союзники осадили Владимир-Волынский и заставили князя сдаться.

В 1119 году Володарь участвовал совместно с венграми в походе на Византию и возвратился с богатой добычей.

В 1122 году Володарь ходил войной на поляков, разорил многие области, взял много добычи, но из-за предательства своего воеводы Петрона оказался в польском плену. Васильку пришлось собрать большой выкуп в 2000 гривен серебра, чтобы выкупить брата из плена.

В 1123 году Володарь с братом, венграми, поляками и чехами выступили на стороне Ярослава Святополчича и осадили во Владимире-Волынском Андрея Владимировича. После гибели Ярослава союзники сняли осаду.

Похоронен в Перемышле в соборе св. Иоанна.

Семья и дети

Напишите отзыв о статье "Володарь Ростиславич"

Примечания

  1. Татищев В.Н. [modernlib.ru/books/vasiliy_nikitich_tatischev/rus_domoskovskaya_istoriya_rossiyskaya_vo_vsey_ee_polnote/read_14/ Русь Домосковская. История Российская во всей её полноте].
  2. Корсакова В. Галицкие (князья) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.

Ссылки

  • [krotov.info/acts/12/pvl/ipat0.htm Повесть временных лет]
  • Л.Войтович [litopys.org.ua/dynasty/dyn26.htm КНЯЗІВСЬКІ ДИНАСТІЇ СХІДНОЇ ЄВРОПИ]
  • Стефанович П. С. Володарь Перемышльский в плену у поляков (1122 г.): источник, факт, легенда вымысел //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 3 (25). С. 56–74.


Отрывок, характеризующий Володарь Ростиславич

– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.