Временная минская газета
 | |
|
| |
| Основана | |
|---|---|
| Прекращение публикаций |
25 октября 1812 (по стар. стилю) |
| Главный офис | |
Временная Минская газета (польск. «Tymczasowa gazeta Mińska», белор. «Часовая Менская газэта») — белорусская еженедельная легальная газета. Издавалась в Минске в период 18(1).7.1812 — 25(8).10.1812, во время оккупации Минска войсками Наполеоном Бонапартом. Первая газета, изданная в Минске. Вышло 25 номеров. Издавалась по-польски в Минском губернском издательстве. Разовый тираж номера неизвестен.
История
Газета была основана через 10 дней после входа Наполеоновской армии в Минск (18 июля 1812 года по старому стилю). Газета рассказывает про поддержание порядка в городе, про то, как был устроен быт местных жителей, про денежные и вещественные пожертвования, которые были собраны минчанами для помощи «французской армии-освободительнице», про успехи и неудачи наполеоновских войск в войне против Российской империи.
Газета содержит множество фактов и фамилий местных жителей, которые воевали на стороне Наполеона или поддерживали Наполеоновскую армия деньгами или средствами. Цитата из 25 номера:
|
Наисветлейшая Мацкевичева ошмянская земская судьиха пожертвовала 12 фунтов корпии и бинтов;
Игнатий Даманский, старшина слуцкого земского суда - две ласки масла, одну осьмину пшеницы; Элеонора Азембловская ротмистрша - 2 фунта корпии |
|
Также в газете приводятся имена 20 жителей территории современной Беларуси, которые были удостоены высшей награды Франции тех времен — ордена Почетного легиона. Многие из этих имен нигде не упоминаются кроме этой газеты.
После отступления наполеоновской армии из Минска выпуск газеты был прекращен.
Впервые после 1812 года газета была замечена в 1909 году. В периодическом издании Русского исторического общества почти все номера были переизданы на русском языке, но сокращенно. Материалы назывались самостоятельным историческим источником, который «впервые выступает как документ, дающий обширный материал для исследования политической, общественной и бытовой жизни прошлого»[1].
В 1910 году, при издании книги «Отечественная война и Русское общество» (Москва, 1910—1912, Т. 1-7) эти же номера были немного дополнены и переизданы.
До 2000 года Национальная библиотека Беларуси не имела ни одного экземпляра «Временной Минской газеты». В 2000 году директор Центра напалоновских исследований (Франция, Париж), профессор Фернан Бакур поменял ксерокопии этой газеты на ксерокопии некоторых рукописей времен Наполеона[2].
В 2008 году все номера газеты были переведены на белорусский язык и переизданы в Минске.
Напишите отзыв о статье "Временная минская газета"
Примечания
Отрывок, характеризующий Временная минская газета
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
