Вятская улица (Москва)
Поделись знанием:
Координаты: 55°48′00″ с. ш. 37°34′55″ в. д. / 55.8000500° с. ш. 37.5820583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8000500&mlon=37.5820583&zoom=16 (O)] (Я)Вятская улица (Москва)Вятская улица (Москва)
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
| Вятская улица Москва | |
 Вятская улица (вид от Писцовой улицы в сторону 2-й Квесисской улицы) | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Исторический район |
Башиловка |
| Протяжённость |
1,7 км |
| Ближайшие станции метро | |
| Почтовый индекс |
127015[1] |
| Классификатор |
[www.mosclassific.ru/mClass/omkum_viewd.php?id=04460 ОМК УМ] |
| [osm.org/go/0t2b0obZ-- на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/-/CVRmAPPo на Яндекс.Картах] | |
| [goo.gl/maps/X1X34 на Картах Google] | |
Вя́тская у́лица (название с XIX века[2]) — улица в Северном административном округе города Москвы на территории Савёловского района.
Содержание
История
Улица получила своё название в XIX веке. Существует предположение, что это искаженное «Вязкая улица» («вязь» — грязь, болотистое место), которое решили «облагородить», поэтому ассоциация с гидронимом Вятка (приток реки Камы) или городом Вяткой (с 5 декабря 1934 года — Киров) может быть ложной[2]. В состав улицы вошёл бывший Вятский проезд[3].
Расположение
Вятская улица проходит от улицы Нижняя Масловка, являющейся частью Третьего транспортного кольца, на север, пересекает 1-ю Квесисскую улицу и 2-ю Квесисскую улицу, с запада к улице примыкает Писцовая улица, Вятская улица проходит далее, пересекает 1-ю Хуторскую улицу и проходит до 2-й Хуторской улицы. Нумерация домов начинается от улицы Нижняя Масловка.
Примечательные здания и сооружения
По нечётной стороне:
- д. 27 — бизнес-центр «Полишёлк» (бывшая шёлкопрядильная фабрика «Пролетарский труд», 1899);
- д. 41 — стадион «Автомобилист»;
- д. 41а — банкетный зал «Суриковъ холл» (бывший клуб фабрики «Свобода»; архитектор К. С. Мельников, 1929)
- д. 47 — косметическая фабрика «Свобода» (бывшая парфюмерная фабрика Ралле; архитектор О.-Ж. Ф. Дидио).
По чётной стороне:
Транспорт
Автобус
- 727: от улицы Нижняя Масловка до 2-й Хуторской улицы и от 2-й Хуторской улицы до 2-й Квесисской улицы.
Метро
- Станция метро «Дмитровская» Серпуховско-Тимирязевской линии — северо-восточнее улицы, на Бутырской улице.
- Станция метро «Савёловская» Серпуховско-Тимирязевской линии и строящаяся станция метро «Нижняя Масловка» Третьего пересадочного контура (будут соединены переходом) — юго-восточнее улицы, на площади Савёловского Вокзала.
Железнодорожный транспорт
- Платформа Дмитровская Рижского направления Московской железной дороги — у северного конца улицы, между Бутырской улицей, Дмитровским проездом, 2-й Хуторской улицей и 2-м Хуторским переулком.
- Платформа Савёловская Алексеевской соединительной линии Московской железной дороги — юго-восточнее улицы, на площади Савёловского Вокзала.
- Савёловский вокзал (пассажирский терминал станции Москва-Бутырская Савёловского направления Московской железной дороги) — юго-восточнее улицы, на площади Савёловского Вокзала.
См. также
Напишите отзыв о статье "Вятская улица (Москва)"
Примечания
- ↑ [ruspostindex.ru/rf77/pochtovye-indeksy-moskva-ulicy-c.html#m03 «В...»] (рус.). Москва. Почтовые индексы России. Проверено 27 января 2013. [www.webcitation.org/6E9USUbbO Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
- ↑ 1 2 Вятская улица // Улицы Москвы. Старые и новые названия. Топонимический словарь-справочник / Отв. ред. Е. М. Поспелов. — М.: Издательский центр «Наука, техника, образование», 2003. — С. 69. — 336 с. — 5000 экз. — ISBN 5-9900013-1-2.
- ↑ [www.mosclassific.ru/mClass/spravum_viewd.php?id=04460 Вятская улица] (рус.). Справочник улиц Москвы. Служба ведения общегородских классификаторов и справочников. Проверено 27 января 2013. [www.webcitation.org/6E9c81lkt Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
Ссылки
- [www.mosclassific.ru/mClass/spravum_viewd.php?id=04460 Вятская улица] (рус.). Справочник улиц Москвы. Служба ведения общегородских классификаторов и справочников. Проверено 27 января 2013. [www.webcitation.org/6E9c81lkt Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
|
Это заготовка статьи о Москве. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| |||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Вятская улица (Москва)
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
