Габорио, Эмиль
Поделись знанием:
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
(перенаправлено с «Габорио»)
| Эмиль Габорио | |
| Émile Gaboriau | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Сожон, департамент Шаранта Приморская |
| Дата смерти: |
28 сентября 1873 (40 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель |
| Жанр: |
детектив |
| Язык произведений: |
французский |
| Дебют: |
«Знаменитые балерины» |
Эми́ль Габорио́ (фр. Émile Gaboriau; 9 ноября 1832, Сожон, департамент Шаранта Приморская — 28 сентября 1873, Париж) — французский писатель, один из основателей детективного жанра.
Содержание
Биография
Эмиль Габорио служил сначала волонтером в кавалерийском полку, а потом получил место в экспортной конторе.
Литературную карьеру начал небольшими произведениями в мелких журналах («Tintamarre», «Jean Diable» etc.), затем стал писать рассказы с исторической подкладкой («Les Cotillons cé lèbres», «Les Comédiennes adorées» etc.) и юмористические эскизы, имевшие большой успех[1].
Наибольшую же известность Габорио принесли произведения детективного жанра. В конце XIX — начале XX века, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона отзывался об Эмиле Габорио на своих страницах следующим образом:
«… дарование Габорио проявилось, главным образом, в его романах, печатавшихся первоначально в фельетонах газет и имевших целью как можно сильнее действовать на воображение читателя. Это так называемые „уголовные романы“, где действие группируется вокруг какого-нибудь таинственного преступления и главную роль играет являющийся, как deus ex machina, в самые критические моменты, сыщик. Самые заглавия романов Г. характеризуют его манеру действовать на грубые инстинкты среднего читателя, на любовь к сильным ощущениям. Заглавия эти всегда предвещают ужасы, преступления, кровопролития»[1].
Романы Габорио начиная с 1914 года неоднократно экранизировались.
Произведения
- Дело вдовы Леруж / L’Affaire Lerouge (1866)
- Преступление в Орсивале / Le Crime d’Orcival (1867)
- Дело под № 113 / Le Dossier No. 113 (1867)
- Рабы Парижа / Les Esclaves de Paris (1868, в 2х т.)
- Лекок, агент сыскной полиции / Monsieur Lecoq (1869, в 2х т.)
- Адская жизнь / La Vie infernale (1870, в 2х т.)
- Золотая шайка / La Clique doree (1871)
- Кувырком / La Degringolade (1872)
- Петля на шее / La Corde au cou (1873)
- Чужие деньги / L’Argent des Autres (1874)
- Батиньольский старикашка / Le Petit Vieux des Batignolles (1876)
Напишите отзыв о статье "Габорио, Эмиль"
Примечания
- ↑ 1 2 Венгерова З. А. Габорио, Эмиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Габорио, Эмиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Curry N.L. The life and works of Emile Gaboriau. New York: Garland Pub., 1979
- Bonniot R. Emile Gaboriau: ou La naissance du roman policier. Paris: J. Vrin, 1984
Ссылки
- [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le2/le2-3451.htm Габорио, Эмиль] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939
- [www.imdb.com/name/nm0300143 Габорио на сайте IMDB]
- [rraymond.narod.ru/rf-gaboriau-bib-fru.htm Эмиль Габорио – Полная комментированная библиография (фр., рус.)] на сайте Роман-фельетон & Крутой детектив (Hard-Boiled)(Comprehensive Bibliographies by Vladimir Matuschenko)
Отрывок, характеризующий Габорио, Эмиль
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
