Герб Ёкюндюнского наслега

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герб Ёкюндюнского наслега

Детали
Утверждён

22 января 2009 года

Номер в ГГР

6427

Авторский коллектив
Идея герба

Г.Ф. Григорьева

Геральдическая
доработка

А.М. Матвеев

Компьютерный
дизайн

А.М. Матвеев

Герб муниципального образования сельское поселение «Ёкюндюнский наслег» Вилюйского улуса Республики Саха (Якутия) Российской Федерации.

Герб утверждён Решением ХI сессии Ёкюндюнского наслежного Совета депутатов муниципального образования «Екюндюнский наслег» от 22 января 2009 года № 25.[1]

Герб внесён в Государственный геральдический регистр Российской Федерации под регистрационном номером 6427.[2]





Описание герба

« В зелёном поле с волнистой лазоревой, окаймлённой золотом, оконечностью, серебряный бегущий жеребёнок».

Описание символики

Стремительно скачущий серебряный жеребёнок символизирует традиционное занятие жителей наслега коневодством, скотоводством и показывает их стремление к благополучию, развитию и прогрессу.

Зелёное поле символизирует богатые сочной травой аласы, леса и богатые разнообразной дичью тайгу.

Волнообразное Золото символизирует проходящую через территорию наслега жизненно важную для края федеральную автомобильную дорогу «Вилюй».

Лазоревое поле символизирует реку Вилюй и многочисленные крупные и мелкие озера наслега богатые рыбой.


Авторы герба: идея герба — Григорьева Галина Фёдоровна; компьютерный дизайн и доработка: Матвеев Артур Матвеевич (г. Якутск).

См. также

Напишите отзыв о статье "Герб Ёкюндюнского наслега"

Примечания

  1. Решение ХI сессии Ёкюндюнского наслежного Совета депутатов муниципального образования «Екюндюнский наслег» от 22 января 2009 года № 25 о гербе наслега.
  2. [u442011.eto-ya.com/gosudarstvennyj-geraldicheskij-registr-rossijskoj-federacii-chast-3/ Государственный геральдический регистр Российской Федерации. Часть 3.]

Отрывок, характеризующий Герб Ёкюндюнского наслега

Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.