Гласхютте (Саксония)
| Город
Гласхютте
Glashütte
Показать/скрыть карты
|
Гласхютте (нем. Glashütte) — город в Германии, в земле Саксония. Подчинён земельной дирекции Дрезден. Входит в состав района Саксонская Швейцария — Восточные Рудные Горы. Население составляет 7139 человек (на 31 декабря 2010 года). Занимает площадь 41,76 км². Официальный код — 14 2 90 150.
Город подразделяется на 6 городских районов[1].
История
Название Гласхютте свидетельствует о том, что на месте слияния рек Мюглиц и Присниц существовал небольшой посёлок со стеклозаводом, который был уничтожен в ходе Гуситских войн, примерно в 1429 году и не был восстановлен. До сих пор следов поселка так и не обнаружено. Первое документальное упоминание об этом месте датируется срединой XV века под названием «Серебряный пик», ранее называвшиеся «Тёмный лес». Проезжающие через Гласхютте могут увидеть над входом в мэрию высеченную из камня голову медведя, напоминающую о суровости природы тех времён.
Город Гласхютте был известен своими серебряными месторождениями, но к концу XIX века шахты были выработаны и район обеднел. В это время опытный часовой мастер Фердинанд Адольф Ланге основал первую школу часового дела и первую в районе часовую фабрику. Новое здание школы было построено в 1881 году и позже расширено. Часовая школа получила в 1950 году статус техникума. Немного позже он был преобразован в, «колледж для точной механики Гласхютте», а в 1957 году — в «инженерное училище для точного машиностроения». После обширной реконструкции в этом в этом здании в 2008 году открыт немецкий музей часов Гласхютте.
В город стало приезжать много часовых мастеров, а также специалистов по изготовлению корпусов, стрелок и других элементов внешнего оформления. С приближением Первой мировой войны развитию часовой промышленности пришёл конец. Многим часовым компаниям пришлось распустить штат своих сотрудников. Никто не мог прогнозировать дальнейшее развитие спроса. Тем не менее, по окончании войны вновь стали открываться часовые компании, а также появилось много новых.
В дополнение к часовой индустрии процветали другие отрасли промышленности и точного машиностроения. Многие не знают, что первая немецкая счетная машина массового производства произведена в Гласхютте в компании Артура Бёркхардта. В городе функционируют заводы вычислительных машин «Saxonia» и «Архимед». Таким образом, в Гласхютте производятся не только часы, а термин «город часов» должен быть расширен: «Гласхютте — город часов и точного машиностроения».
С началом Второй мировой войны развитие часовых компаний в Гласхютте остановилось. Часовых производителей обязали выпускать товары необходимые для войны. К самому концу войны, 8 мая 1945 Гласхютте подвергся бомбовому авианалёту, кроме того по окончании войны множество фабрик было конфисковано и демонтировано советскими войсками.
Конечно, производство часов определяет всемирную репутацию Гласхютте, что нашло отражение в гербе города, центральным элементом которого является часовой циферблат. Сегодня несколько известных производителей продолжают традицию сложного кустарного часового дела и таким образом приносят мировую известность Гласхютте как месту производства часов тонкой работы. Название Гласхютте говорит о достижении максимальной точности в существующих и вновь создаваемых часах и точности инженерных компаний, а также существующих малых и средних предприятий в течение многих десятилетий.[2]
Напишите отзыв о статье "Гласхютте (Саксония)"
Примечания
Ссылки
- [www.glashuette-sachs.de/ www.glashuette-sachs.de] Официальная страница
| ||||||||
|
Это заготовка статьи по географии Саксонии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Гласхютте (Саксония)
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
