Гольцшмидт, Владимир Робертович
| Владимир Гольцшмидт | |
 Владимир Гольцшмидт на своей лекции «Как нужно жить» в Политехническом музее 27 октября 1917 года. Фотография Ю. Дивиша | |
| Имя при рождении: |
Владимир Робертович Гольцшмидт |
|---|---|
| Род деятельности: |
«футурист жизни» |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Влади́мир Ро́бертович Гольцшми́дт (варианты фамилии — Хольцшмидт или Гольдшмидт; 1891, Пермь — 1957, Ташкент) — футурист, поэт, писатель, агитатор, один из зачинателей жанра артистического перформанса. Сам себя называл «футурист жизни».
Содержание
Биография
Служил в «Люксе» мальчишкой на посылках[1].
Основатель «Кафе поэтов» в Москве, на Тверской (в Настасьинском переулке, 15 — помещение бывшей прачечной). Кафе поначалу субсидировалось московским булочником Филипповым, который сам анонимно писал стихи (сборник «Мой дар»)[2] . Читал в 1917 году в кафе доклад «Солнечные радости тела»[1].
В апреля 1917 года читал в Екатеринбурге лекцию «Солнечная литургия здоровью»[3], в июле 1918 — «Радости тела» в Харькове[4].
Был подозреваемым в деле о похищении бриллиантовой брошки стоимостью 6000 рублей[1].
Использовал собственное тело в качестве «памятника самому себе» в перформансе 1918 года[5].
Был одним из активных футуристических лекторов: во второй половине 1910-х годов объездил с гастролями Крым и Кавказ, Урал, Поволжье, Сибирь, Дальний Восток и Китай.
Напечатал апологию русского футуризма в Японии.
В 1919 году на Камчатке издал свою книгу стихов и манифестов «Послания Владимира жизни с пути к истине».В 1926-27 годах про Гольцшмидта было написано, что он где-то в Белоруссии наделал много ерунды, то есть соблазнял жен ответ. работников, внушал им всякие неподобающие речи насчет йогов и т. д., те в провинции его с удовольствием слушали, а потом он накрал у них много ценных вещей и куда-то исчез. Красивый был человек.— из воспоминаний Екатерины Тимофеевны Барковой о В. В. Маяковском
Мнения критиков и современников
Составители антологии «Поэзия русского футуризма» характеризуют Владимира Гольцшмидта как фигуру «весьма одиозную даже среди футуристов»[2].
«Второстепенный, но колоритный персонаж» — В. Марков в «История русского футуризма»; «примазавшийся к футуризму» — С. Спасский.
Гольцшмидт упомянут в одном письме Маяковского.
Василий Каменский тепло отзывался о своем друге и сподвижнике[2].
В воспоминаниях современников с Гольцшмидтом часто связываются анекдотические истории: о его атлетическом телосложении, золотой пудре, шелковых рубашках с вырезом и манере ломать о голову доски на публичных лекциях[2].
Матвей Ройзман называл Владимира «первый русский йог»[5].
Произведения
- В. Гольцшмидт «Послания Владимира жизни с пути к истине», 1919.
Семья
Две сестры (старшая — оперная певица) и мать работали в «Кафе поэтов»[2].
Напишите отзыв о статье "Гольцшмидт, Владимир Робертович"
Литература
- A. Крусанов. Русский авангард. 1907—1932. Исторический обзор. Т. II. Кн. 2. Футуристическая революция. 1917—1921. М., 2003.
- С. Спасский. Москва. В. Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963.
- И. Кремлев. На литературном посту. Воспоминания. М., 1968.
- Е. Бобринская. Футуризм. М., 2000.
- В. Каменский. Путь энтузиаста. М., 1931.
- Поляков В. В. Гольцшмидт Владимир Робертович // Энциклопедия русского авангарда: Изобразительное искусство. Архитектура / Авторы-составители В. И. Ракитин, А. Д. Сарабьянов; Научный редактор А. Д. Сарабьянов. — М.: RA, Global Expert & Service Team, 2013. — Т. I: Биографии. А—К. — С. 221—223. — ISBN 978-5-902801-10-8.
Примечания
- ↑ 1 2 3 по воспоминаниям Н. Н. Захарова-Мэнского.
- ↑ 1 2 3 4 5 Наталья Андерсон, Salamandra P.V.V. [www.teterin.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=273&Itemid=122 Авангард как тело и представление: случай Владимира Гольцшмидта].
- ↑ С. Виноградов Лекция-вечер футуристов // Уральская жизнь. — Екатеринбург, 1917. — 22 апреля (№ 85).
- ↑ В. Королевич Ярмарка поэзии. Московское Carte-Postale // Южный край. — 1918. — 12 июля.
- ↑ 1 2 М. Ройзман. Все, что помню о Есенине. — М., 1973.
Отрывок, характеризующий Гольцшмидт, Владимир Робертович
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
