Гончие собаки

Гончие собаки — многочисленная группа пород охотничьих собак. Охотничье назначение гончей собаки состоит в том, чтобы, найдя чутьем след четвероногой дичи, гнаться с лаем по этому следу и преследовать дичь или до полного изнеможения её, или до нагона её на охотника.

Свойства хороших гончих собак заключаются в:

• вязкости (настойчивости в преследовании)
• верности (лае только по преследуемой дичи)
• полазистости (умении разыскать дичь)
• паратости (быстроте гона)
• нестомчивости (неутомимости во время продолжительного преследования)
• хороших голосах (сильном, чистом, музыкальном и звонком лае),
• мастерстве (навыках в работе)
• хорошем чутье
• стайности (способности гнать зверя стаей или смычком, не отделяясь друг от друга)
• свальчивости (быстром сборе смычки или стаи)
• ровности ног (дружности стайного гона)
• позывистости (послушании к вызову)
• и вежливости (повиновении охотнику, а также равнодушии к домашнему скоту).

Исторические корни

Первые изображения гончих и сцен охоты с ними имеются на древних египетских памятниках (2000—2500 лет до н. э.). Первыми письменными источниками, в которых упоминается гончая собака, были «Илиада» и «Одиссея» Гомера и «Сочинение об охоте» Кимона Афинского. Кимон упоминает о разных породах гончих (индийской, критской, локридской, лаконской). Гончие использовались как травильные собаки, гнали зверя молча, а давали голос лишь увидев его, затем догоняли и сдавливали. В такой охоте предпочтительными были крупные и сильные собаки. В Европе с гончими охотились галлы, франки, и древние германцы.

Особое развитие охота с гончими получила в Европе в средние века, особенно во Франции, именно там выведено множество пород гончих, многие из которых уже утрачены. В Англии культивировались парфорсные охоты и были выведены породы английских гончих для разных видов охоты (харьеры и бигли для охоты на зайца, фоксхаунды — на лисиц, стэгхаунды на оленей, оттерхаунды для охоты на выдру, породы кровяных гончих, идущих по кровавому следу раненого зверя, и т. д.). Несколько иное направление в разведении гончих существовало в Германии. Одна из старейших европейских гончих выведена в Словакии — словацкий копов. Известны небольшие гончие Швейцарии, составившие основу современных эстонских, шведских и других гончих. В такой охоте главным достоинством собаки было упорство в преследовании зверя (вязкость).

В России первое описание гончих встречается в 1810 году. В. А. Левшин в «Псовом охотнике» описал «несколько родов» гончих, назвав среди них французских, английских, германских, курляндских брудастых, русских и костромских. Гончие собаки использовались в России в комплектной охоте, их задачей было выставить зверя на свору борзых. Такая работа считалась подсобной, оценивалось лишь рабочее качество стаи. Разведение было в значительной степени стихийным, за чистотой крови не следили. К 80-м годам XIX века тип русской гончей был практически утерян.

Ружейная охота с гончими распространилась в Россию из Польши и получила особенное развитие после отмены крепостного права и почти полного исчезновения комплектной охоты. Пешая охота стала доступна широким слоям населения. В журнале «Природа и охота» в 1879—1885 годах публиковались произведения известного русского гончатника Н. П. Кишенского «Записки охотника Тверской губернии» и «Опыт генеалогии собак». В этих работах Кишенский называл западные породы гончих: французских, английских, курляндских, польских. В трудах Кишенского упоминаются и другие породы гончих. В России в силу особенностей природных условий и охоты требовалась гончая средней паратости, возможно более голосистая и способная к составлению громадных стай, возможно более выносливая, были выведены старинные русские и костромские гончие путём скрещивания в том числе с западными породами.

Работа гончей

Работа гончей на охоте складывается из элементов, которые могут различаться в зависимости от условий охоты, цели и других обстоятельств.

Комплектная охота

В старинной комплектной охоте гончие использовались стаей в 20 и более смычков совместно со сворой борзых. Это исключительно верховая охота, и стая гончих должна была следовать за лошадью доезжачего, при этом собаки не были пристёгнуты смычками, чтобы не создавать шума вблизи волчьего логова. Собаки не должны были выскакивать из плотной стаи в погоне за случайным зайцем, за этим следили выжлятники. Процесс обучения собак движением за лошадью называли приездкой.

Доезжачие подводили стаю как можно ближе к предполагаемому логову волка и посылали собак в поиск (полаз). Когда одна или несколько собак находили логово и поднимали зверя, начиная гон, остальные собаки должны были присоединиться к ним (подвалить), чтобы гон вёлся слаженно, всей стаей. Способность собаки быстро прекращать полаз и присоединяться к общему гону называют свальчивостью, а слаженный гон обеспечивается стайностью и равной скоростью бега собак, или ровностью ног.

Когда в процессе гона зверь выбирался из зарослей на открытое пространство, вступали борзые, которые должны были затравить волка. В это время гончие должны были прекратить гон, чтобы не сорвать охоту. Готовность собак, невзирая на азарт, послушно прекратить гон и подойти на звук рога или зов доезжачего или выжлятника называют позывистостью. Позывистость достигается терпеливым и целенаправленным воспитанием.

Еще одно качество гончих в условиях жизни в больших усадьбах — нейтральное отношение к домашним животным и скоту, которое называют вежливостью.

Пешая ружейная охота

Пешая ружейная охота, как правило, сопровождается одной собакой или смычком (парой), редко стайкой из трёх-четырёх собак. Такая охота требует от собак большей самостоятельности в работе.

Первой задачей является нахождение зверя. Поиск гончей, или полаз, должен быть широким, собака удаляется от охотника на довольно большое расстояние. Гончая движется не слишком быстро, сообразуясь со скоростью движения охотника, перемещается то вправо, то влево от него, обследуя все места, где может затаиться зверь. В полазе гончая должна отыскать и поднять зверя. Способность гончей к успешному поиску принято называть добычливостью. Если во время полаза охотник увидит убегающего зверя, он зовёт собаку, чтобы наставить её на свежий след; готовность гончей прекратить полаз и начать гон по команде называют назывистостью.

Поднятый зверь пытается уйти от преследования, и гончая должна удержать след, для этого требуются хорошее чутьё и настойчивость в преследовании (вязкость). Кроме того, преследуемый зверь может путать след. Гончая должна уметь разобраться в нём, а в случае потери следа (скол) двигаться кругами, чтобы вновь отыскать его. Заяц, запутав след, может затаиться рядом, и круги при поиске зайца должны быть небольшими. Лисица и волк могут уйти довольно далеко, и гончая должна вести поиск по более широкому кругу. Выбор тактики поиска определяется опытностью и сметкой собаки. Способностью гончей уверенно разобраться в следах, ориентироваться при сколе называют мастерством.

Голос гончей — уникальное качество, только гончие собаки, преследуя зверя, непрерывно лают. Во время гона охотник не видит собаку, и лишь по звуку её голоса может судить, где находится зверь и когда можно ожидать его подхода. Утверждают, что по гоосу можно судить и о том, какого зверя гонит собака. Голос должен быть доносчивым, чтобы быть слышным издалека, в том числе при ветре. Охотничья терминология красочно описывает голоса гончих, выделяя голос басистый (башур), с гнусью, или томный, заливистый, тембр которого звучит непрерывно, переходя от высоких нот к низким, фигурный. Ярким называют звучный и частый лай. Ординарные и слабые голоса, редкоскалость (собака подаёт голос через большие промежутки времени) в охоте неудобны и считаются недостатком. Гончая ни в коем случае не должна лаять, если не гонит зверя. Собак, лающих попусту, на старых тропах и сколах называют пустобрёхами. Такое качество считается очень вредным, потому что при работе в смычке или стае гончая-пустобрёх может испортить и других собак.

Злобность к зверю — наследуемое качество, которое заставляет гончую гнаться за волком и лисицей, которых охотники называют «красным зверем», предпочитая их зайцу. Злобные к зверю гончие не отступают даже перед следом медведя.

Быстрые, или паратые, собаки считаются более выгодными в охоте, чем медленные (пешие). В работе гончей важна также выносливость (нестомчивость). В благоприятных погодных условиях нестомчивая гончая может эффективно работать три дня от зари до зари, после этого ей нужен отдых.

При работе в смычке или небольшой стае также востребованы свальчивость и ровность ног.

Работа по кровяному следу

Гончие по кровяному следу — отдельная группа гончих собак, наиболее подходящих для выслеживания подранков, обычно, копытных — лося, косули, а также кабана. В принципе, любая собака способна идти по следу подранка, но такая охота имеет свои особенности. Поиск подранка по старому следу может быть долгим, поэтому собака должна обладать чрезвычайной выносливостью. Идя по кровяному следу, собаке нет необходимости подавать голос, зато обнаружив раненого зверя, собака должна лаем привлечь охотника и указать место лёжки. Гончие по кровяному следу характеризуются великолепным чутьём, спокойным характером, они не должны скалываться на другой след, хотя бы и более свежий, или на случайную дичь.

Испытания

Для оценки рабочих качеств гончих проводят полевые испытания, в которых эксперты по балльной системе оценивают описанные выше качества гончих собак, работающих индивидуально, в смычках или стаях. Испытания обычно проходят весной или осенью, по зайцу, лисице и шакалу, отдельно проводятся испытания для кровяных гончих. Правила испытания собак устанавливаются охотничьими или кинологическими организациями.

Породные особенности гончих

Поведенческий профиль большинства пород гончих характеризуется следующими признаками:

Качество	Степень выраженности	Примечание
Агрессия	Редка	Агрессия к человеку может проявляться специфическим образом: собака может воспринимать человека как объект охоты.
Социальность	Высокая
Охотничье поведение	Развито в абсолютной степени	Большинство гончих нацелены исключительно на преследование зверя и не стремятся к его поимке.
Территориальность	Практически не развита	Территориальность может наблюдаться в поведении кровяных гончих, среди предков которых есть мастифы.
Подвижность нервной системы	Невысокая, торможение включается с затруднением.	Взяв след, собака будет упорно идти по нему.
Лёгкость переключения внимания	Низкая	Преследуя зверя, собака не отвлекается на окружающее даже в случае опасности.
Аффектированность	Слабо выражена	Проявляется преимущественно в предвкушении и процессе охоты. Возбуждение проявляется лаем.
Инфантильность	Не свойственна.

Разновидности гончих 18-19 века

Костромские гончие

Как писал в своей книге «Гончая и охота с ней», В. И. Казанский, «особенно популярны были собаки Н. П. Кишенского, помещика Тверской губернии (сельцо Охотничье). Выше уже говорилось, что владелец усиленно рекламировал своих гончих как единственно подлинных „костромичей“. Первоначально он добился больших успехов, и в его охоте были рослые, сильные собаки, действительно обладавшие отличными рабочими данными. В их основном чепрачном окрасе имелась особенность: белые отметины на лапах, конце гона, груди и белая загривина, иногда образовывавшая как бы белый ошейник. В дальнейшем гончие Н. П. Кишенского вследствие неправильного ведения породы выродились, измельчали, утратили свою породность и рабочие качества. Следует сказать, что гончие завода Кишенского попали в родословные некоторых собак, с которых советским гончатникам пришлось начинать племенную работу с гончей. Например, прямой потомок собак Н. П. Кишенского Пискля владельца Яльцева (г. Алатырь), сыграла в 20-х годах заметную роль в работе советских собаководов.»

Старинные русские гончие

— ростом до 16 вершков, замечательные выносливостью и неприхотливостью, но также грубостью и отчаянною злостью;

Русские пегие гончие

В России в XIX и первой половине XX века одно из виднейших мест среди гончих пород принадлежало англо-русской, которая в настоящее время называется русской пегой гончей.

Одной из причин, послуживших к её образованию, явилось то обстоятельство, что под влиянием бессистемного ведения породы в середине прошлого века русские гончие перестали представлять собой единый тип, единую породу, а скорее превратились во множество самостоятельных подтипов и семей, зачастую имевших кровь польских гончих, арлекина и брудастой.

Поэтому некоторые русские любители псовых охот невольно соблазнились фоксгаундом, собакой в то время высокопородной, отлично сложенной, красивой и нарядно окрашенной. Кроме того, порода фоксгаунд была весьма однотипной и стандартной, обладала паратостью и злобой к зверю. Особенно последней не хватало русским гончим некоторых охот, где собаки стали даже негодны для охоты по волку.

Наиболее известны были англо-русские стаи Березникова, гатчинская, першинская (имевшая значительную примесь французской гончей и отличавшаяся своеобразным солово-пегим окрасом) и, наконец, самая знаменитая Глебовская стая, которая была оформлена как англо-русская примерно в 1830 году после того, как Глебовым были широко использованы в вязках фоксгаунды «Бургам» и «Кромвел». Кроме этих стай, надо назвать ещё небольшую, но быстро выдвинувшуюся группу собак Крамаренко.

Глебовские гончие особенно славились, так как отличались выдающимися полевыми достоинствами, особенно чутьем, паратостью и злобой к волку. Эти собаки сыграли главную роль в образовании совре­менной русской пегой гончей.

В период гражданской войны основная часть англо-русских гончих погибла, и на первой, в советское время, Московской выставке собак 1923 года их было всего восемь штук и притом крайне разнотипных.

Так как ещё не существовало стандарта породы, то на одной выставке выступали на общем ринге черно-пегие англо-русские собаки и солово-пегие англо-франко-русские, а на другой они разделялись на две породы. В дальнейшем стали появляться ценные, высокопородные и типичные для породы производители, и начавшееся первичное формирование её по экстерьеру получило значительное движение.

В декабрьском номере журнала Всекохотсоюза «Охотник» за 1924 год появилось обращение доктора Корниловича из г. Ново-Хопёрска, предлагавшего использовать в породе принадлежащих ему Вопилу, Плакуна, Сорочая и Сороку. Эти собаки являлись близкими потомками собак Глебова, были очень породны, но несколько мелковаты и беднокостны. Гончие Корниловича сыграли большую роль в деле создания современней русской пегой гончей. Они вошли в родословные собак ЦС ВВОО (например, линия Сорочая), от них также произошла стая Тихомирова и Листака из г. Острова, Псковской области. Потомки этой стаи Сорочай и Сорока москвича Якунина дали в свою очередь группу собак ДСО Динамо, послужившую образцом для описания породных признаков современного типа русской пегой гончей.

В 1925 году Первый всесоюзный кинологический съезд признал англо-русских гончих полноценной породой и выработал первый стандарт — описание породных признаков.

На Московской выставке собак 1927 года был показан Заливай Чукаева из г. Зарайска, Рязанской

области. Этот выжлец обладал редкой породностью и имел отличное сложение. От него было получено многочисленное потомство, которое вошло во многие лучшие современные линии породы. Заливай Чукаева получил полевой диплом и стал первым чемпионом в породе. Он так же, как и собаки Корниловича, происходил от собак глебовской стаи.

Кроме него, оказал значительное влияние на породу Гром Главатчука (г. Тула), также происходивший от глебовских гончих.

Немаловажную роль сыграли в образовании породы также чемпион Помчило Бочарова, фоксгаунд Чешайр-Стелла Зубаровского, вывезенная из Англии, Бандит Масловского (от вязки Бандита с Чешайр-Стеллой были получены Сват и Выплач, послужившие созданию некоторых линий англо-русских гончих). Нельзя не назвать и Душилу Купцова, лучшего представителя англо-франко-русских гончих. Этот выжлец также встречается во многих родословных нынешних русских пегих гончих. К концу тридцатых — началу сороковых годов получили известность несколько наиболее интересных групп — заводских линий.

1)Островская — Тихомирова — Листака, созданная путём тесного инбридинга на основе собак Корниловича. Среди этих гончих многие имели хороший экстерьер, некоторые были крупного роста, напри­ер, Скворец — Тихомирова, другие мелковаты, например. Звонок — Лосева. Ведущих окрасов было два — черно-пегий в румянах и багряно-пегий. Стая хорошо оценивалась на испытаниях, однако имела короткий полаз и посредственные голоса.

2)Тульская стая общества охотников, образовавшаяся в двадцатых годах текущего столетия и использовавшаяся в основном для коллективных охот на волков. Вначале, стая была разношёрстной и разнотипной, и в ней было много мелких собак. В корнях происхождения этих гончих были собаки глебовской и першинской солово-пегой стаи; были тут и собаки неизвестного происхождения. Тульская стая в последние годы получила кровь лучших производителей питомника ДСО Динамо, стала более однородной и достигает высокого экстерьерного уровня.

3)Русская пегая гончая Заливай — Н. Чукаева, первый чемпион породы. Фото А. МАРИНАКиевская заводская линия гончих питомника ЦС ВВОО образовалась на основе межлинейного скрещивания линии чемпиона Заливая ВРКС 8040 питомника Укрзаготпушнины (б. Чукаева) и линии собак Корниловича и Плакуна первого — Зяневича. В родословной линии, созданной этим путём, преобладали производители глебовского происхождения, а также через Душилу — Купцова попала кровь першинской англо-франко-русской стаи. Собаки киевской линии имели окрас черно-пегий в румянах и изредка серо-пегий в румянах.

4)Московская группа с большим числом потомков чемпиона Помчилы — Бочарова, чемпиона Заливая 8040 и зачатками будущей динамовской линии. Оба названных выжлеца были незаурядными полевыми работниками, вязками и мастероватыми.

5)Маринская заводская группа — в г. Сухиничах, Калужской области. Основателями её были Флейта — Марина (внучка фоксгаунда Чешайр-Стеллы) и Ураган Смирнова — Грязнова из г. Рузы. Собаки этой группы были очень крупные и костистые, но сырые и вялые, имели окрас серо-пегий в румянах.

В период 20-х — 30-х годов существовала яркая линия англо-русских гончих Людскова — Казанского, происходившая от першинских и глебовских собак и отличавшаяся исключительными рабочими качествами (особенно вязкостью и мастерством). Через Кларнета 2/Г она участвовала в окончательном формировании нынешнего динамовского типа, ставшего впоследствии образцом породы.

Тяжёлые условия 1941—1945 годов, конечно, оказали отрицательное влияние на количественный рост породы, но качественное состояние её, наоборот, совершенствовалось. В 1943 году на Московской выставке было показано три стаи англо-русской породы: 1) Московского Городского Совета ДСО Динамо, 2) ЦС ВВОО, в основном киевского происхождения, и 3) Тульская,

Исключительная породность, однотипность и прекрасная сложка поставили динамовскую стаю на первое место.

Стандарт 1950—1954 годов был списан с экстерьера этой динамовской пегой гончей. Несмотря на то, что гончие Динамо в это время работали в поле плохо, производители этой линии сразу заняли в породе ведущее место, чем обеспечили общий подъём её экстерьера.

В дальнейшем, после прилития крови Кларнета ВРКОС 2/Г, через его сына Рыдая в питомнике Динамо появился целый ряд полевых победителей: Дунай II, Дунай III, Заноза, Минорка, Плакун, Сорочай, Сорока и другие. Это окончательно утвердило данную заводскую линию русских пегих гончих.

Таким образом, англо-русская гончая, существовавшая в старой России около 130 лет и все же не вылившаяся за этот срок в настоящую русскую породу, в новых условиях, лишь за 25 лет, из помеси стала ярко выраженной прекрасной породой, которая с полным правом названа русской пегой гончей.

Англо-русские гончие

Порода выведена в России путём прилития крови фоксхаунда к русской гончей. В самостоятельную породу англо-русская гончая сформировалась в начале 20-го столетия. Впервые стандарт англо-русской гончей был утверждён I Всесоюзным Кинологическим съездом в 1925 году. В последующие годы в стандарт вносились некоторые коррективы. Англо-русская гончая отличается очень покладистым характером. Своё нынешнее название — русская пегая гончая — порода получила в 1947 году. В результате многолетней работы получен современный тип гончей — непревзойдённого работника в стае, в том числе по волку, а в одиночку и в смычке, не уступающей другим породам в преследовании лисы и зайца. Современная русская пегая гончая несколько отличается экстерьером от собак 20-30-х годов XX века. Собака выше среднего роста, крепкого типа; высота в холке выжлецов (кобелей) — 58-68 см, выжловок (сук) — 55-65 см. FCI не признана.

Арлекины

Как писал Л. П. Сабанеев в книге «Собаки охотничьи… Борзые и гончие», «Арлекинами называют гончих собак, у которых при мраморном и непременно светло-сером или мраморно-пегом цвете шерсти еще находятся на глазах белые пятна, вследствие чего один или оба глаза делаются пестрыми или глаза сплошь (также один или оба) бывают совершенно белыми; поэтому у арлекинов никогда нельзя определить цвет их глаз, так как радужная оболочка бывает покрыта, вся или местами, как бы бельмами (голубовато-белыми пятнами).

Порода этих гончих, по уверению старинных охотников, появилась у нас в России со времени персидской кампании. Арлекины были всегда достаточно хорошими стайными гонцами по всякому зверю. При этом арлекины-гончие были собаками очень злобными, голосистыми и достаточно привязчивыми к зверю, но никогда они не были собаками очень паратыми, несмотря на всю их борзоватость по виду.»

Эстонская гончая

Происхождение

Охотничья собака, распространённая в настоящее время в Прибалтике, Финляндии, России, Белоруссии и на Украине. Работа по выведению породы началась в Эстонии в середине 30-х годов XX века. Поводом для её создания послужил принятый в стране закон, запрещающий охоту с гончими, чей рост превышает 45 см в холке и было решено, главное внимание уделить низкорослой породе, с умеренной быстротой идущей по следу и не опасной для парнокопытных. К сожалению, во время войны большая часть племенного материала была уничтожена. В изданной в 1942 году книге Эдгара Вестера «Вопросы и ответы охотничьих опытов» используемые в Эстонии гончие по своему типу делятся: на длинноногих (костромские, польские и английские) и коротконогие (швейцарские, бигли). С 1947 года по 1954 год в Эстонии просмотрели и оценили 2460 гончих, как чистокровных разных пород, так и скрещённых или смешанных собак. К сентябрю 1954 года были отобраны 48 относительно однотипных низкорослых особей, которых с 24 по 26 октября 1954 года представили для экспертизы комиссии специалистов. К тому же времени Сергей Смельков составил проект стандарта новой породы гончих собак. Порода получила название «эстонская гончая» и на основе имеющегося материала началось уже разведение этих собак. Стандарт был введён в действие 27 декабря 1954 года приказом Главного управления по охране природы, заповедникам, лесному и охотничьему хозяйствам Министерства сельского хозяйства СССР.

Характеристика породы

Собака ниже среднего роста, сухого крепкого типа конституции. Уравновешенная, подвижная с хорошим чутьем и красивым голосом. Трёхцветная, реже двухцветная умеренного роста пропорционально развитая собака, крепкого-сухого типа конституции. Индекс растянутости: выжлецов (кобелей): 108—110, выжловок (сук) 110—112. Эстонские гончие отличается хорошо развитой мускулатурой и крепким костяком. Обладают выраженной охотничьей страстью, а сильно выраженный охотничий азарт, обеспечивают хорошие результаты при поиске и гоне дичи в лесной местности. Основной белый цвет окраса делает собаку хорошо заметной, а звонкий голос далеко слышен. Это охотничья собака, которая чаще используется для охоты на зайцев, лисиц и рысей. В Прибалтике, Белоруссии и на Украине с эстонской гончей с успехом охотятся на копытных.

Описание

Голова черепная коробка умеренной ширины, округлой формы. Переход от теменной части к морде нерезкий. Морда длинная, прямая. Профиль морды приближается к прямоугольнику. Мочка носа широкая. Губы плотно обтягивают челюсти, не отвисая. Глаза несколько косо поставлены. Темно-карего цвета, края век темные. Уши длинные, не толстые, закруглённые на концах, низко посажены. Висячие, плотно прилегающие к голове. Корпус заметно растянутый. Шея округлая, мускулистая, сухая. Грудь широкая и глубокая, в значительной степени бочкообразная, доходит до локтей. Спина прямая, широкая. Поясница короткая, широкая, выпуклая, мускулистая. Живот немного подобран. Конечности крепкие, сухие, мускулистые. Лапы овальные, сводистые, в комке, когти направлены в землю. Хвост толстый у основания, постепенно утончающийся к концу, длиной до скакательного сустава, саблевидной формы. Собака несёт его некруто. Покрыт по всей длине густым волосом. Шерсть короткая, ровная, жесткая и блестящая. Подшерсток развит слабо. Окрас черно-пегий в румянах. Размер черных пятен не ограничен. Допускаются окрасы: буро-пегий в румянах, багряно-пегий и чепрачный. Мочка носа чёрного цвета. Высота в холке: кобели: 45 — 52 см, суки: 42 — 49 см.

Содержание и уход

Поскольку собака небольшого размера, с мягким характером, податлива в дрессировке, её вполне можно содержать в квартире, но требуются длительные прогулки в лесу или парке. Собака чистоплотная. Необходима регулярная чистка щеткой.

Литература

• Н. Кишенский, «Записки охотника Тверской губернии о ружейной охоте с гончими собаками» («Природа и охота», 1879—1880)
• «Описание типичных признаков охотничьих собак» (СПб., 1888)
• А. Дубинский, «Ружейная охота с гончими собаками» («Охотничья газета», 1890)
• E. Артынов, «Собачий хор» (там же, 1891).
• [rybalka.zooclub.ru/article.php?id=276 Л. П. Сабанеев, «Собаки охотничьи… Борзые и гончие», Гончие («Природа и охота», 1895—1897)]
• [www.hunter.ru/dogs/kishensky «Ружейная охота с гончими», Н. П. Кишенский ]
• [www.hunter.ru/dogs/kazansky_gonchaya«Гончая и охота с ней", В. И. Казанский, Издательство «Лесная промышленность» Москва, 1966]

Ссылки

• Гончие собаки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [gonczypolski.ru/page/138629 Стандарт эстонской гончей. Сайт «Польская гончая в России»]

Отрывок, характеризующий Гончие собаки

– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.