Лайки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Лайка.

Лайки — общее название пород охотничьих собак северной лесной зоны Европы и Азии. Относится к группе шпицев и их прототипов. Голова клинообразной формы, стоячие остроконечные уши, загнутый кольцом хвост, рост в холке от 38 до 63 см. Шерсть прямая, подшёрсток густой, окраска варьирует.

Лайки используются для охоты на медведя, пушных зверей (белок, соболей, куниц и др.), на копытных животных (лосей и др.), на лесную и водоплавающую дичь. Разыскав зверя или птицу, лайка привлекает их внимание лаем и задерживает до подхода охотника. Уходящего зверя, птицу преследует молча.

Так как пушной промысел долгое время оставался одним из основных экспортных промыслов на Руси, требования к охотничьей собаке предъявлялись высокие. Но если на европейской части охота становилась постепенно, в основном, аристократическим занятием, и в охоте употреблялись преимущественно гончие собаки, лайка, наиболее древняя порода охотничьих собак, осталась в наиболее сохранённом виде в районах Русского Севера и в Сибири, где она также использовалась издревле у тунгусских народов, бывших прекрасными охотниками.

Попытки исследований и работы с «северными остроушками», а именно — наладить их заводское разведение, начались в конце 19 века. Пионерами в этом деле были охотники-кинологи: князь А. А. Ширинский-Шихматов, М. Г. Дмитриева-Сулима, Г. Поплавский. Они охотились с этими собаками, публиковали статьи, пропагандирующие породу, пытались изучать и классифицировать лаек, держали небольшие питомники. Публикации этих специалистов способствовали тому, что за остроухими собаками нашего Севера утвердилось название «лайки». Марией Георгиевной Дмитриевой-Сулимой было предпринято путешествие по России через Сибирь и Дальний Восток с целью описания и покупки лучших представителей различных лаечных отродий. Результатом этой поездки явились многочисленные публикации в крупнейших журналах России, таких как «Живописная Россия» и издание отдельной книги «Лайка и охота с ней»

Пожалуй, именно классификация северных собак наших первых лайковедов наиболее объективна в своей основе. М. Г. Дмитриева-Сулима (1911), ссылаясь на А. А. Ширинского-Шихматова, классифицирует северных собак по этнографическому признаку и разделяет на две группы. «К первой группе причисляются лайки: зырянская, финно-карельская, вогульская, черемисская, остяцкая, тунгузская, вотяцкая, галицкая, остяцкая, норвежская, бурятская, сойотская. Вторая группа: лапландская, самоедская». Вообще А. А. Ширинский-Шихматов считал, что «разновидностей лаек существует столько же, сколько существует инородческих племен на Севере, причем разновидности эти настолько резко отличаются внешними признаками своими одна от другой, обладают настолько установившимися, каждая в отдельности, присущими им особенностями, что деления их не могут вызвать каких бы то ни было споров и разногласий». Кроме выделяемых А. А. Ширинским-Шихматовым 13 лаек в свей основательной работе «Лайка и охота с нею» М. Г. Дмитриева-Сулима (1911) отмечает, в том числе ссылаясь на других исследователей, еще кеврольскую, олонецкую, киргизскую, якутскую, корякскую, орочонскую, гиляцкую, башкирскую, монгольскую, чукотскую лаек, собаку гольдов, юкагиров, а по географическому признаку еще и томскую, вилюйскую, березовскую — сургутскую, колымскую, печорскую лайки, полярную собаку. Впоследствии, как пишет А. П. Мазовер, когда началось систематическое изучение пород лаек, «была установлена ошибочность этнографической классификации лаек и определено, что большинство указанных А. А. Ширинским-Шихматовым пород никогда не существовало»[1].

В 1925 г. были утверждены первые «Стандарты промыслово-охотничьих собак»: зырянской, карельской, вогульской, остяцкой и вотской (вотяцкой) лаек.

На Первой всесоюзной выставке охотничьих собак 1928 г. лайки были представлены очень широко, что доказывало их популярность у охотников.

В 1939 г. были приняты пять временных стандартов лаек: финно-карельской, карельской, коми (зырянской), хантейской (остяцкой) и мансийской (вогульской).

Великая Отечественная война прервала эту работу, поголовье собак значительно сократилось. Во время войны десятки тысяч лаек были вывезены из районов Урала и Западной Сибири, их широко использовали для санитарно-ездовой работы, транспортирования грузов, как подрывников и минорозыскных собак[1]. Но стране требовалась пушнина, и уже во время войны, в 1943—1944 гг. было принято решение организовать питомники охотничьих собак. В послевоенное время под руководством Главного управления охотничьего хозяйства при Совмине СССР были обследованы основные районы охотничьего промысла, живущие там собаки прошли выводки[1], было создано 65 питомников, в 17 из них содержались только лайки.

Столь мощно организованное заводское разведение потребовало пересмотра существующих стандартов и создания новой породной классификации. Она была предложена в 1947 г. научным сотрудником ВНИИО Э. И. Шерешевским. Новую классификацию приняло Всероссийское кинологическое совещание 1947 г. В 1949 г. были приняты четыре временных стандарта: карело-финской лайки (тогда она носила название русско-финской), русско-европейской, западносибирской и восточносибирской.

В 1952 г. кинологический совет Главохоты РСФСР утвердил постоянные стандарты первых трех пород.

Нередко к лайкам относят также ездовые породы (хаски, самоед и др.)[2].





Породы лаек

Русские заводские породы лаек

Породы лаек:

Названия перечисленных пород на официальных языках МКФ следуют русской терминологии и используют слово laika.


Русские аборигенные породы лаек

Европейские породы лаек

Существуют также и другие породы лаек, в том числе признаваемые МКФ за федерациями других стран:

Напишите отзыв о статье "Лайки"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 Мазовер А. П. Охотничьи собаки. — М.: Агропромиздат, 1985. — 239 с.
  2. ↑ [kinlib.ru/books/item/f00/s00/z0000017/st028.shtml Где достать породистую лайку? [1989 Корнеев Л.А. - Слово о собаке]]

Литература

  • Лайки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Белоусов В.И. Лайка и её натаска. — Сибкрайохотсоюз; Новосибирск, 1927.
  • Ливеровский Ю.А. Лайки и охота с ними. — Охота и природа; Ленинград, 1927.
  • Эмке А.И., Пальгунов М. Лайки северного края. — Северное краевое изд-во; Архангельск, 1931.
  • Вахрушев И.И., Волков М.Г. Охотничьи лайки. — Заготиздат; Москва, 1945.
  • Вахрушев И.И. Охота с лайкой. — Физкультура и Спорт; Москва, 1953.
  • Шерешевский Э. И. Лайки и охота с ними. — Свердловск, 1965.
  • Гейц А. В. Восточносибирская лайка. — Иркутск, 1968.
  • Войлочников А. Т., Войлочникова С. Д. Лайки и охота с ними. — Лесная промышленность; Москва, 1974.
  • Гусев В.Г. Охота с лайкой. — Физкультура и Спорт; Москва, 1978.
  • Войлочников А. Т., Войлочникова С. Д. [www.piterhunt.ru/Library/voylo4nikov/ Охотничьи лайки]. — ИД Рученькиных, 2002.
  • Конькова Е.Ю. Русско-европейская лайка. — Аквариум Принт; Москва, 2008. — ISBN 5-87624-011-7.
  • Пришвин М.М. Выскочка

Ссылки

  • Кн. Андрей Ширинский-Шихматов. [voorors.ru/viewtopic.php?f=340&t=1190 Альбом северных собак (лаек) : с прил. табл. измерений по живым экземплярам и черепам с профилями их]. — М.: фототипия Шерер, Набгольц и к°, 1895.
  • [www.fci.be/nomenclatures_detail.asp?lang=en&file=group5 FCI Breed nomenclature, Group 5: Spitz and Primitive types] (англ.). — Классификация пород собак МКФ, группа 5: Шпицы и примитивные.
  • [www.zooclub.ru/dogs/porod/465.shtml Л. Гибет, «Карело-финская лайка. История породы»] Охота и охотничье хозяйство, 1993
  • [www.ohotaslaikoi.ru/forums/topic159.html Описание Зырянской лайки]
Породы собак, выведенные в России
Существующие
Бурят-монгольский волкодав · Восточноевропейская овчарка · Восточносибирская лайка · Западносибирская лайка · Кавказская овчарка · Карело-финская лайка · Карельская лайка · Московская сторожевая · Ненецкая лайка · Русская цветная болонка · Русский охотничий спаниель · Русская псовая борзая · Русский той-терьер · Русско-европейская лайка · Самоедская собака · Сибирский хаски · Собака Сулимова · Среднеазиатская овчарка · Хортая борзая (англ) · Чёрный терьер · Южнорусская овчарка · Якутская лайка · Якутская собака
Вымершие

Отрывок, характеризующий Лайки

– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лайки&oldid=81617321»