Госсек, Франсуа Жозеф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франсуа Жозеф Госсек
François-Joseph Gossec

«Портрет Франсуа Жозефа Госсек», Антуан Вестье
Основная информация
Дата рождения

17 января 1734(1734-01-17)

Место рождения

деревня Вернье, провинция Эно, Бельгия

Дата смерти

16 февраля 1829(1829-02-16) (95 лет)

Место смерти

Пасси, близ Парижа

Страна

Франция Франция

Профессии

композитор

Франсуа Жозеф Госсек (17 января 1734, Вернье, Бельгия, — 16 февраля 1829, Пасси, Франция) — французский композитор, писавший оперы, симфонии, хоровые работы и произведения для струнного квартета.

Госсек является одним из самых плодовитых французских композиторов 18 века. Его карьера отражает изменение социального положения парижского музыканта в период между серединой XVIII — началом XIX веков: Госсек начал писать симфонии и камерную музыку в качестве придворного композитора, а затем занялся самостоятельной организацией концертов, одинаково успешно проводя их как для Парижской Оперы, так и для широкой публики. Кроме того, Госсек смог опубликовать некоторые из собственных сочинений. Он стал одним из передовых представителей французской революции в музыкальном искусстве. Госсек, безусловно, сумел оказать влияние на музыкантов как профессор композиции в консерватории, однако политическая нестабильность, возникшая в результате перемены правительства, помешала его карьере.





Биография

До 1789 года.

Родился в семье крестьянина в деревне Вернье, тогда находившейся на территории эксклава Франции в Австрийских Нидерландах, ныне Бельгии. Уже в раннем детстве проявился замечательный музыкальный талант Госсека, и, по общему мнению, он обладал красивым голосом. С шестилетнего возраста Госсек начал петь в коллегиальной церкви Валькур (сейчас — коммуна в Валлонии, расположенная в провинции Намюр, округ Филиппвиль; принадлежит Французскому языковому сообществу Бельгии). Его первым педагогом, дававшим Госсеку уроки скрипки, клавесина, гармонии и композиции, стал Жан Вандербелен — директор часовни Сен-Пьер. В 1742 году Госсек стал певчим в соборе Антверпена, где он продолжил своё музыкальное обучение с Андре-Жозефом Блавиером.

В 1751 году Госсек переехал в Париж, где был замечен композитором Жан-Филиппом Рамо. Под его влиянием Госсек стал работать скрипачом и басистом в частном оркестре генерального откупщика Ла Пуплиньера, покровителя музыкантов. В 1755 году Госсек заменил Иоганна Стамица в должности руководителя оркестра вплоть до смерти Ла Пуплиньера в 1762 году.

В качестве придворного музыканта Госсек сочинил и опубликовал свои первые шесть опусов: Шесть сонат для двух скрипок и баса (c 1753), Шесть дуэтов для флейты или скрипки (c1754) и 24 симфонии в четырех частях (1756—1762), первая из которых была исполнена в 1754 году.

11 октября 1759 года Госсек женился на Мари-Жорж Элизабет. Их единственный ребенок, Александр Франсуа-Жозеф, был крещен 29 декабря 1760 года — крёстными стали Ла Пуплиньер и его жена. В том же году Госсек сочинил Мессу царства мертвых — первое из многих своих религиозных произведений.

С 1761 году Госсек проявил свою заинтересованность яркими театральными эффектами, сочинив серии сценических произведений, первым из которых стало интермеццо для частного театра принца Конти. В 1762 году он был назначен директором частного театра Луи-Жозефа де Бурбона, принца Конде, в Шантильи. В этот период наибольший успех ему принесли пастиччо «Бондарь» (Le Tonnelier) (1765), а также комические оперы «Рыбаки» (Les pêcheurs) (1766) и «Туанон и Туанетта» (Toinon et Toinette) (1767). Сюжеты этих опер написаны в простом и грациозном стиле, однако каждая из них имеет свои достоинства и недостатки. Если ариетты из оперы «Бондарь» написаны в скромном масштабе с использованием песенных мелодий, то ариетты таких опер, как «Рыбаки» и «Туанон и Туанетта» имеют гораздо более крупные размеры. В «Рыбаках» Госсек жертвует драматическим потенциалом сюжета, однако в то же время он достигает большого разнообразия в оркестровке. «Рыбаки» оказались самой успешной оперой, выдержав более чем 160 представлений до 1790 года; опера «Туанон» исполнялась в Голландии, Дании, Швеции и Германии. Однако последующие оперы Госсека — «Поддельный владыка» (Le faux lord) (1765) и «Двойное переодевание» (Le double déguisement) (1767) — потерпели неудачи, и после плохого приема оперы «Развлечения Гиласа и Сильвии»(Les agréments d’Hylas et Silvie) (1768) Госсек отказался от сочинения комических опер. Возможно, он чувствовал себя неуютно, конкурируя с восходящей звездой — Гретри.

Между тем Госсек продолжал писать инструментальные произведения. Сочинения этого периода включают в себя шесть дуэтов для скрипок (op.7, 1765), шесть трио для двух скрипок и баса (Op.9, 1766), а также, по меньшей мере, три секстета для кларнетов, фаготов и рожков (1762-70). В дополнение к камерной музыке Госсек написал 12 симфоний для князей Конде и Конти.

В 1769 году Госсек основал оркестр под названием «Концерт любителей», который вскоре приобрел известность как один из лучших оркестров Европы. Этот шаг стал прорывом в карьере Госсека. Помимо того что «Концерт» финансировался генеральным откупщиком Л. Хэем и бароном д’Огни, он поддерживался также и общественными пожертвованиями. Это обеспечивало исполнение новых произведений и предоставляло возможность приглашать артистов. В течение каждого из четырех лет, проведённых Госсеком в качестве директора оркестра, он дирижировал примерно 12 исполнениями своих симфоний, написанных специально для этого оркестра. Среди них была и «Охота» (La chass), одно из его самых популярных произведений. В период с 1769 по 1772 Госсек сочиняет 12 струнных квартетов. В последний год своей службы в должности директора «Концерта» Госсек стал первым дирижёром во Франции, взявшим в репертуар оркестра симфонии Гайдна.

В 1773 году Госсек оставил свой пост директора «Концерта любителей», и, совместно с Симоном Ле Дюком и Пьером Гавинье занялся преобразованием музыкального общества «Духовные концерты». В том же году в Версале была поставлена его первая «лирическая трагедия» — «Сабин» (Sabinus). В своих музыкальных и драматических решениях (мифологический сюжет в пяти действиях, сопровождающихся речитативами, короткими ариями, пространными хорами, маршами и дивертисментами), он явно соревновался с лирическими трагедиями Рамо. Появление аллегорической фигуры, «Гений Галлии» (Le génie de la Gaul), который поощряет героя Сабина, предсказывая создание французской империи, явно отражает националистические взгляды Госсека после революции. По словам самого Госсека, репетиции этой оперы начались более чем за год до премьеры. Специально были приглашены дополнительные кларнеты, скрипки и басы; тромбоны в первый раз были введены в состав оперного оркестра. Несмотря на то, что «Сабин» был переделан в версию из четырёх актов для премьеры в феврале 1774, скромный успех Госсека вскоре затмила «Ифигения в Авлиде» Глюка, которая была впервые исполнена 19 апреля того же года.

В последующие годы Госсек, став союзником Глюка, сочинял только пасторали и балеты, один из которых - «Закованные скифы» (Les Scythes enchaînés) (1779), - был написан специально для включения в оперу Глюка «Ифигения в Тавриде». Некоторые из этих успешных балетов были поставлены хореографом Гарделем. Госсек также внёс изменения в третий акт «Альцесты» Глюка для постановки этой оперы в Париже в 1776 году. После того, как Глюк покинул Париж, Госсек возобновил свою работу в опере. Следуя моде в написании лирических трагедий, установленной Люлли и Кино, Госсек в 1782 году написал оперу «Тезей» (Thésée). Он заимствовал арию Эгла «Faites grace à mon âge» у своего предшественника, лишь добавив в её оркестровку партии духовых инструментов. Лирические трагедии Глюка также оказали сильное влияние на «Tезея»: музыкальная структура Госсека обрёла ясность, а стиль в ритмическом и гармоническом отношениях стал более изобретательным. Хотя «Tезей» обладает большими достоинствами, чем «Сабин», она выдержала всего 16 представлений, а следующая опера Госсека — «Розина» (Rosine") (1786) — потерпела полный провал.

22 мая 1780 года Госсек был назначен директором Оперы. В январе 1784 года он взял на себя руководство вновь воссозданной Королевской школой пения и декламации в Опере. С тех пор и до начала революции он написал всего шесть симфоний. Его балет «Нога быка» (Le pied de boeuf) (1787) пользовался умеренным успехом в Опере.

После 1789 года.

Вместе с Мегюлем и Кателем Госсек был одним из ведущих музыкальных деятелей в революционный период. Он ушел в отставку от обязанностей в Опере в 1789 году. Госсек способствовал созданию «гражданской музыки»: песни, хоры, марши и симфонии для духовых предназначались для исполнения перед народными массами. Эта музыка служила голосом нового режима. В первую годовщину падения Бастилии его «Te Deum» был исполнен на празднике Празднования Федерации 1000 певчими и большим составом оркестра. В 1790 году он также написал «Траурный марш» (Lugubre Marche), который позже использовали на торжественных церемониях - когда останки Вольтера и Руссо были перенесены в Пантеон.

Опера Госсека «Жертва для Свободы» (L’offrande à La Liberte), написанная в 1792 году, повествует о битве между французскими революционерами и их внешними врагами, и завершается она мощным звучанием «Марсельезы»; каждая её строфа отличается своей особой инструментовкой. «Жертва» была исполнена в Опере 143 раз до 1797 года. Это сыграло важную роль в превращении Марсельезы «в самый мощный музыкальный символ своей страны и эпохи».

За свою службу, посвящённую становлению нового порядока, Госсеку было присвоено звание «Тиртей Революции» (Tyrtée [Tyrtaeus] de la Révolution). В 1804 году он стал кавалером ордена Почетного легиона.

С вознесения Наполеона и консульства в 1799 году карьера Госсека как композитора фактически закончилась: он написал еще только два значительных произведения: «Симфония для 17 голосов» (Symphonie à 17 parties (1809) — с менуэтом в форме фуги, и «Последнюю мессу живущих» (Dernière messe des vivants) (1813). Затем Госсек посвятил себя преподаванию, став профессором композиции в консерватории, созданной в 1795 году. Он написал труд о методах обучения пению (в сотрудничестве с другими профессорами), а также трактаты по гармонии и контрапункту для обучения музыкантов в консерватории. Когда Людовик XVIII распустил консерваторию в 1816 году, Госсек потерял работу. Его последние годы прошли в парижском пригороде Пасси. Панихида была посещена бывшими коллегами, включая Керубини. Могила Госсека находится на кладбище Père Lachaise в Париже.

О творчестве

Ранние инструментальные произведения Госсека отражают влияние итальянской музыкальной традиции, в то время как его симфонические произведения после третьего опуса демонстрируют принятие многих немецких, в частности, Мангеймских, нововведений. В частности, ранние симфонии Госсека были написаны в трех частях и только для струнного состава оркестра. Эти симфонии демонстрируют ещё не выработавшееся чувство формы, а их тематическая индивидуальность малопримечательна. Под влиянием Мангеймской школы Госсек добавил в форму симфонии менуэт и трио, а также отдельные части для духовых инструментов. Также им была написана Симфония Ре мажор, которая стала одним из первых оркестровых произведений во Франции, в чьём составе были использованы кларнеты. От Стамица Госсек также приобрел острое чувство динамических нюансов, которое в совокупности с его новой инструментовкой становится самой усовершенствованной композиторской техникой своего времени.

Об успехе Госсека в качестве инструментального композитора свидетельствуют частые исполнения его произведений, а также их публикации в зарубежных городах. Однако легкость, с которой он добился исполнения своих опер в Театре итальянской комедии и Оперы, свидетельствует больше о его популярности на сцене французского музыкального театра, нежели о его драматургическом таланте. Его дарование как оперного композитора было скромным, а выбор либретто зачастую оказывался неудачным; только его балеты смогли приобрести популярность на сцене. Как композитор и, в первую очередь, как музыкальный деятель, Госсек оказал огромное влияние на современную музыкальную жизнь Франции.

Сочинения

Для оркестра

  • Sei sinfonie a più strumenti op. 4 (1759)
  • Sei sinfonie a più strumenti op. 5 (1761)
  • Six symphonies op. 6 (1762)
  • Six symphonies à grand orchestre op. 12 (1769)
  • Deux symphonies (1773)
  • Symphonie n° 1 (c. 1771—1774)
  • Symphonie n° 2 (c. 1771—1774)
  • Symphonie en fa majeur (1774)
  • Symphonie de chasse (1776)
  • Symphonie en ré (1776)
  • Symphonie en ré (1777)
  • Symphonie concertante en fa majeur n° 2, à plusieurs instruments (1778)
  • Symphonie en do majeur for wind orchestra (1794)
  • Symphonie à 17 parties en fa majeur (1809)

Камерная музыка

  • Sei sonate a due violini e basso op. 1 (ок. 1753)
  • Sei quartetti per flauto e violino o sia per due violini, alto e basso op. 14 (1769)
  • Six quatuors à deux violons, alto et basse op. 15 (1772)

Вокальные и хоровые работы

  • Messe des morts (Реквием) (1760)
  • La Nativité, oratorio (1774)
  • Te Deum (1779)
  • Te Deum à la Fête de la Fédération для трёх голосов, мужского хора и духового оркестра (1790)
  • Hymne sur la translation du corps de Voltaire au Panthéon для трёх голосов, мужского хора и духового оркестра (1791)
  • «Песня 14 июня» / Le Chant du 14 juillet (Мари-Жозеф Шенье) для трёх голосов, мужского хора и духового оркестра (1791)
  • Dernière messe des vivants, для четырёх голосов, хора и оркестра (1813)

Оперы

  • Le tonnelier, opéra comique (1765)
  • Le faux Lord, opéra comique (1765)
  • Les pêcheurs, opéra comique en 1 act (1766)
  • Toinon et Toinette, opéra comique (1767)
  • Le double déguisement, opéra comique (1767)
  • Les agréments d’Hylas et Sylvie, pastorale (1768)
  • Sabinus, tragédie lyrique (1773)
  • Berthe, opera (1775, не сохранившаяся)
  • Alexis et Daphné, pastorale (1775)
  • Philémon et Baucis, pastorale (1775)
  • La fête de village, intermezzo (1778)
  • Thésée, tragédie lyrique (1782)
  • Nitocris, opera (1783)
  • Rosine, ou L'éposue abandonnée, opera (1786)
  • «Триумф Республики, или Лагерь при Гранпре» / Le triomphe de la République, ou Le camp de Grandpré, divertissement-lyrique en 1 acte, (Шенье) (1794)
  • Les sabots et le cerisier, opera (1803)

Библиография

  • Thibaut, W., François Joseph Gossec, Chantre de la Révolution française, (1970)
  • Госсек, Жозеф Франсуа, в кн.: The New Grove Dictionary of Music and Musicians. In the 29-volume second edition. Grove Music Online /General Editor — Stanley Sadie. Oxford University Press. 2001.

Напишите отзыв о статье "Госсек, Франсуа Жозеф"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Госсек, Франсуа Жозеф

– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.